Елена Асеева - Середина. Том 2

— Мне не хорошо, — тихо протянул старший Димург и днесь надрывисто вздрогнул каждой жилкой, изгибом тела, покатой корчей прошла зябь по его лицу, вроде приток воздуха окончательно отнял у него силы.

Подрожья плотнее обхватила тело Бога и слегка прислонила к себе. Кали-Даруга также резко вскинула голову и с болью во взоре глянула на своего Творца, участливо отозвавшись:

— Прошу вас Господь Перший, потерпите. Сейчас нельзя прерваться, мы убьем обе плоти. И тогда придется помещать мозг и мальчика Господа Крушеца в ларину, чего он может не перенести, абы очень напряжен.

— Как долго? — едва шевельнул губами Перший и кожа на них, как и на скулах приобрела почти серо-бурый цвет.

— Не долго, Господь Перший… Нужно только потерпеть, — волнительной рябью прокатился по кирке глас рани Черных Каликамов и вся она, затрепетав, протянула в сторону своего Творца правые руки и поцеловала перстами его оголенные предплечья, пройдясь по коже от локтя до запястья.

А немного погодя гулким плюхом завершилось хрумстение и дребезжание горловин воложек, кои энергично дрыгнув, полностью перекрасили свои внешние стенки в алые тона, и с тем завершили отделение сводов черепов от остальной его части. Бесицы-трясавицы самую толику потянули воложки на себя и немедля под оторочкой, что допрежь врезалась зубчатыми рубежами в кости головы, появились тонкие щели, пролегшие по коло. Из головы левого Яробора Живко, из тончайшей расщелины нежданно резко вырвалось смаглое сияние купно, даже сквозь ту малость, осветив своими лучами все окрест, и слегка придав кирке буро-марные полутона. И тотчас стоявшая подле Лидихи, Грозница шагнула в сторону высвобождая место Господу Першему, которого, поддерживая, подвела к кушетке Подрожья. Стопы ног Бога почитай вплотную ступили к образовавшейся на полу немалой лужице юшки, коя однако не растеклась, а вельми компактно в своих овальных по форме границах удерживалась внутри, кажется, токмо чуть-чуть увеличиваясь в объеме. Полные губы старшего Димурга значимо дрогнули и бурая их поверхность нежданно пошла малыми сероватыми пятнами. С нескрываемой болью, он глянул на залитое кровью лицо мальчика и затрепетавшим голосом чуть слышно сказал:

— Крушец, ты только не волнуйся, — глас его нежданно осекся и потух.

И одновременно с тем порывчато сомкнулись губы, пропало золотое сияние с кожи лица, и так дотоль не больно его наполняющее.

— Громче Господь, говорите громче, — мягко протянула стоящая позади Бога, также ступившая ближе к кушетке Кали-Даруга и провела по его спине сразу четырьмя руками, всколыхав на ней материю сакхи.

— Крушец, — голос Зиждителя в доли секунд набрал свою мощь, всего-навсе только он вздохнул… вздохнул всей плотью зараз. — Малецык мой бесценный, не пугайся. Как я тебе и сказывал допрежь того, мы перенесем тебя и мозг мальчика в новую плоть. Прошу тебя только, мой милый, во время перемещения не паниковать. Ни в коем случае не рвать связь с мозгом. Находится в ровном, спокойном состоянии, а иначе ты навредишь себе, мой малецык.

Сияние несколько приглушило свою насыщенность, и тотчас Подорожья потянула назад тело Бога, подчиняющееся, похоже, теперь лишь ее рукам, перемещая его несколько дальше от кровавой лужицы и в целом кушетки. Отчего так и не отошедшая в бок Кали-Даруга, вероятно нарочно, теперь касалась его своим правым боком сарафана и ласково поглаживала висящую повдоль левую руку Господа.

Трясца-не-всипуха меж тем сняла с крюка две темно-зеленые дротины, завершающиеся алыми круглыми и вельми боляхными уплотнениями, да принялась тереть их явственно стеклянные набалдашники меж собой. Одновременно она отодвигала их друг от друга, ибо по мере взаимодействия от стеклянных уплотнений стала отделяться легкой дымкой прозрачная и какая-то нестабильная материя. Медлительно та материя разрасталась, приобретая форму продолговатой удлиненной посудины с высокими бортами, чем-то напоминающей по виду влекосиловскую лоханку. Когда лоханка достигла в длину не меньше локтя, Грозница и Сухея единожды резко дернули воложки с прикрепленными к ним сводами черепов с обоих тел рао на себя.

Только если Грозница дернув воложку, выпустила ее из рук и она, закачавшись, стремительно врезался в поверхность пола, прямо в кровавую лужицу своими бортами, абы теперь в старом, отжившем теле уже не имелось нужды, и торопко отступила в сторону, уступая место Трясце-не-всипухе. То Сухея данный рывок сделала много мягче, чтобы не навредить новому телу, и, хотя она также ступила в бок, высвобождая место подле головы нового Яробора Живко, а точнее его оттиска, саму воложку с укрепленным в нем сводом черепа из рук не выпустила. Она только малеша развернула воложку в сторону стоящей Лидихи, представив возможность той обработать светом своего ока и перстами кровоточащие стыки свода черепа легкой изморозью и тем, остановить течение юшки.

Смаглое сияние разком осенило и саму внутренность черепа Яробора Живко, и кушетку, и приблизившуюся к ней нестабильную, прозрачную с подвижными бортами лоханку. Студенистая масса бледно-желтоватого цвета, пульсирующего мозга, была плотно облачена в насыщенно смаглый водяной пузырь, точно сверху накрученный и слегка наполненный воздухом, аль жидкостью. По поверхности самого сияния, вроде перемешиваясь или только накладываясь, переплетаясь, струились в определенном порядке серебряные, золотые, платиновые разнообразные по форме символы, письмена, руны, литеры, свастики, ваджеры, буквы, иероглифы, цифры, знаки, графемы, а также оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок, живописуя слегка просматривающиеся формы лица: губ, впадин-глаз, чуть выступающего над общей поверхностью лба, скул и носа.

Высокие борта лоханки, несколько развернувшись, приблизились к внутренности черепной коробки и резко выдвинули вперед свои нестабильные, колыхающиеся стенки. Они, вроде как просочились непосредственно в глубины нижней части черепа и произвели значимый звук хлюпанья, всосав в себя и мозг, и намотанного на него Крушеца. Трясца-не-всипуха рывком дернула на себя удерживаемую в руках дротинами лоханку и медлительно ее, вздев, повернула кверху углублением так, чтобы мозг и лучица не выпали. Не мешкая, она направила движение рук и лоханки к оттиску плоти Яробора Живко, прямо к раскрытой черепной коробке.

Обаче нежданно вибрирующим сиянием сотрясся мозг, недвижно покоящейся в лоханке, колыхнулись не только бледно-желтоватые массы, составляющие его, но и заколебались письмена и жилки, образовывающие основу сияющей лучицы. Еще не более бхарани и из того комковатого сияния появился скос головы Крушеца, по которой пролегали, точно вливаясь в саму смаглость, оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок.