Сергей Лукьяненко - Осенние визиты

— Глупости вы всегда придумываете, — беспощадно сказал Семен. — Проблемы строите, где их нет. Жизнь — штука простая. Если какой-то мудак стреляет в людей — значит, его надо кончать. Рашид Гулямович хочет порядка — так плевать мне, что он жене изменяет и ворованным приторговывает. В книжках всегда проблемы придуманы. Пусть пацаны их читают. Когда вырастут — сами поймут, что к чему.

— А тебе попадалась книга, где все просто и правильно?

— Да. Телефонный справочник, — Семен засмеялся. — Где остановить?

— Здесь, — он узнал дом, пухлую кирпичную пятиэтажку. — Спасибо, Семен.

— Да не за что. Одно дело делаем, верно?

— Нет.

Семен удивленно посмотрел на него.

— Понимаешь, чтобы для тебя все было просто и ясно, десять идиотов должны подыхать от тоски. И думать, что в этом мире правда, а что — ложь.

— Писатель… — снисходительно сказал Семен. — Тебя подождать?

— Да нет, не надо, — он открыл дверцу. — Спасибо тебе.

— За что?

— За то, что аптечку притащил вчера. Может, Коля и выкарабкается.

Улица была молчалива и тиха. Две девчонки во дворике играли мячом — смешно, по-мальчишечьи. Женщина с сумкой, полной молочных бутылок, обогнула его, спеша домой.

Хорошая штука — дом.

Заров вошел в подъезд. Позвонил у бронированной двери. На этот раз охранник его узнал, открыл легко и с улыбкой.

— Заходите…

Людям по-прежнему нужны сказки, нужен обман. Заров вошел, вновь скосился на книги со знакомыми фамилиями на обложках. Как смешно — знать изнанку слов.

В кабинете редактора гудел кондиционер. Лидия Васильевна оторвалась от папок с никому пока не известной ложью, улыбнулась:

— Ярослав Сергеевич… Я думала, чуть позже подойдете. Садитесь.

Он присел у шкафа с гордыми, красочными рядками книг. Продукция «Лодура». Вот они, слова. Порожденные болью, любовью, безденежьем, просто избытком свободного времени. Да кто сумеет найти между ними разницу, отличить сухой расчет от надрывного крика? Кому она нужна, душа? Кому важна суть — когда смотрят на обложку? Визирь даст людям покой и кусок хлеба — имеет ли значение то, что он не-человек?

«Слава, ты умел видеть вперед, умел слагать из фальшивых слов будущую правду. А знаешь, это ведь не сложно. Просто это горько. Я научился этой игре. Знаю, что будет впереди. Придет директор издательства, мы подпишем договор. Стопка купюр ляжет в карман, честные деньги, не замаранные руками Визиря. Мы разопьем по бокалу шампанского, я выйду из гостеприимного офиса и поплетусь к метро. Доберусь до Домодедовской, где столько раз садился в автобус, идущий к аэропорту. Дойду до стройки, где меня будут ждать два пацана. Суну им пачку денег, счастливый и гордый от мелкого обмана, от часа в запасе, вырванного для них у Посланников. Скажу — „бегите!“ И вернусь к Визирю, который догонит мальчишек… рано или поздно.»

— Можно закурить? — спросил Заров.

11

В голове шумело. Нервы, конечно. Никогда он не пьянел от двух бокалов шампанского. На Домодедовской выходило много народу, Заров влился в поток, поднялся по эскалатору, двинулся по темнеющей улице. Без четверти восемь.

«Слава, я все-таки сделаю глупость. Дам мальчишкам шанс. Не победить — убежать. Пусть Илья с Марией начинают охоту, пусть Визирь натравливает своих новых псов. Я просто оставлю руки чистыми. Не так уж это и много — чистые руки.»

— Ярослав!

Он остановился. Медленно повернулся к машине, припаркованной у обочины. С одной стороны — глухой забор, с другой — тихая улица и многоэтажки за ней.

Даже выстрелов никто не услышит.

— Ярослав, подойди.

Заров подошел, остановился у машины. Мотор был заглушен, свет выключен. Семен посмотрел на него — и отвернулся.

Хайретдинов на заднем сиденье отодвинулся, кивнул. Ярослав открыл дверь, нырнул в тепло.

— Я же не дурак, — сказал Визирь.

Заров кивнул. Конечно. Не ему побеждать в подобных играх.

— Ты посчитал, что час — вполне достаточное время, — сказал Визирь. — Ты ошибся. Илья и Мария уже там. Я знаю.

— А дети?

— Вероятно, на подходе. Они верят в точное время. Как и ты.

Писатель не спорил.

— Что ты придумал? Выполнить обещание? Пусть убегают, длят игру? Ярослав, нет ничего хуже полумер. Надо выбирать раз и навсегда.

Визирь был очень серьезен. Маленький человек в просторном салоне дорогой машины.

Тот, кто должен победить.

— Я не знаю, почему, но Посланница Добра решилась прийти. Ярослав, время настало. Время последней истины. Дети больше ни во что не верят. Мария и Илья верят лишь в себя. Они сойдутся… ты знаешь исход.

Заров снова кивнул.

— Тебя треплет глупая штука под названием совесть, — сказал Визирь. Достал портсигар, закурил. — Ярослав, смотри вперед.

— Я это и делаю.

— Ярослав, сейчас в пяти километрах отсюда садятся в машины люди с автоматами. Умеющие убивать. На их лицах маски, в их душах — вера. Такая же, как у Семена. Сема!

Охранник повернулся.

— Если враг не сдается?..

— Его уничтожают, — сказал Семен.

— Это — правда, Ярослав. Это — жизнь. Парочка убийц на месте преступления. Два свеженьких детских трупа. Они не сдадутся.

— Почему они пришли, Визирь?

— Не знаю. Контрольный ход — подставить слабейших. Обычный ход. Я не знаю, почему они поверили. Ты хотел бы узнать?

— Да.

— Для этого надо лишь перелезть через забор, писатель.

— Есть еще и двери.

Визирь пожал плечами.

— Тебе ведь тоже интересно, Посланник Власти, — сказал Заров. — Победа в кармане. Сделанная чужими руками. Но так интересно понять — почему ее отдают.

— Нет.

— Интересно, Визирь. Не лги.

Заров открыл дверь. Воздух — влажный и холодный, но дождя не было.

— Осень кончается, Визирь…

— Ты уверен, что правильно поступаешь?

Ярослав посмотрел на Посланника Власти.

— Нет, конечно.

Семен смотрел на них, безмолвный и неподвижный. Манекен в кресле водителя.

— Дай мне пистолет, — сказал Заров.

Визирь молчал. Кажется, ему было интересно.

— Мне нужно оружие, — Заров не отводил взгляда.

Охранник медленно запустил руку под мышку, вытащил пистолет. Помедлил, потом щелкнул предохранителем и протянул его — рукоятью вперед. Визирь усмехнулся, но ничего не сказал.

Писатель выбрался из машины и пошел вдоль забора. Ворота, широкие, рассчитанные на грузовые машины, были закрыты. А вот узенькая дверца, прорезанная в них, шаталась, распахнутая настежь.