Алексей Корепанов - Тайна Древнего Лика

— Правильно, — сказала тетя Лена от своих пакетов. — Наш силикатный чуть ли не три года простаивал, люди ни черта не получали.

— Так вот, — покивав согласно, продолжал дед Тарасов, — взошли они на горку, чтобы осмотреться — трое их было али четверо… и пропали.

— Что значит пропали? — недоверчиво осведомился Вячеслав Андреевич. — Исчезли? Сквозь землю провалились?

— Да так вот и пропали. Провалились ли, исчезли… — Дед пожал узкими плечами. — Не знаю. То есть, не все пропали, один остался, который на горку не ходил. Прибежал к князю, так и так, грит, бяда. Ну, снарядили туда отряд, все там облазили, нашли пустошь подземную…

— Ага, — кивнул Вячеслав Андреевич. — Нашли-таки.

— Так пустошь же, — стараясь твердо выговаривать слова, со значением сказал дед. — Пус-тошь. Пустое, значить, место. Навроде подземной пирамиды. Так никого и не отыскали. Оттого и горка — Лихая. Лихо, то есть — бяда. Уничтожили идолов — вот они и отомстили.

Дед покрутил в руке пустой стакан, дунул в него, выразительно взглянул на Вячеслава Андреевича. Тот, сделав вид, что не понял намека, отхлебнул компота. Поставил чашку и заговорил, адресуясь не к деду, а к давно уже переставшему жевать Сереже:

— Есть у нас на факультете такой курс для студентов — «История Верхневолжья». И читаю я его чуть ли не со времен этого самого князя Михаила Ярославича. А был он, кстати, не только князем тверским, но и великим князем владимирским. И, между прочим, племянником Александра Невского. Напутано тут немало у ваших стариков, Василий Васильевич, — перевел он взгляд на деда. — Не Москва била Михаила Ярославича, а сам он наголову разбил москвичей с татарами в битве при Бортенево. И владения тут были вовсе не тверские. Что такое Торжок? Новый Торг, новгородское поселение. Это уже потом он Торжком стал. Новгородские это были земли, а не тверские, Василий Васильевич. Хотя Тверь и давала ему прикурить, и не раз. Тот же Михаил Ярославич, победив новгородцев, вообще приказал срыть новоторжские укрепления, а позднее другой князь тверской, он же великий князь владимирский, Михаил Александрович, поджег посад, и город полностью выгорел. И не бежал Михаил Ярославич ни в какую Литву, а убили его в Золотой Орде из-за происков московского князя Юрия Даниловича. Тот хотел с помощью хана Узбека сместить Михаила Ярославича с общерусского княжения и самому получить ярлык на Владимир. А через четыре года сын Михаила Ярославича Дмитрий Грозные Очи встретился в ханской ставке с Юрием Московским и отомстил ему за гибель отца: убил Дмитрий Тверской Юрия, и казнили его по приказу хана за этот самосуд. Вот так-то вот, Василий Васильевич.

Дед Тарасов согласно кивал, сосал потухший окурок и с тоской смотрел на свое порожнее граненое изделие. Сережа, не выдержав, пододвинул ему бутылку с пепси-колой, но дед так отчаянно замотал головой, словно ему предлагали отраву.

— Было это в тысяча триста восемнадцатом году, — увлекаясь, продолжал Вячеслав Андреевич. Он, вероятно, вообразил, что сейчас читает свой курс, и перед ним его студенты. — Не Михаил Ярославич в Литву бежал, а последний великий князь тверской Михаил Борисович. Бежал от «дома Святого Спаса» — так Тверь называли на Руси по ее кафедральному собору, собору Святого Спаса Преображения. Решил, что лучше бежать, чем отказываться от княжения. Князь московский Иван Третий отбирал чужие княжения, одно за другим, дотянул свои руки и до Твери. В тысяча четыреста восемьдесят пятом. Вот тогда-то Тверь была взята, а Михаил Борисович окончил жизнь в изгнании, в Литве, и независимому великому княжеству Тверскому конец пришел… А вот Тверское-то княжество и помянуть не грех.

Вячеслав Андреевич, не обращая внимания на укоризненный взгляд жены, потянулся к бутылке «Столичной». Налил встрепенувшемуся деду Тарасову, плеснул чуть-чуть в свою игрушечную, по сравнению с дедовым стаканом, стопочку.

— Помянуть — эт дело хорошее, — заявил оживший дед Тарасов, часто мигая выцветшими, глубоко посаженными глазами. — Всех воинов земли русской…

— Вы закусывайте, Василь Василич, — подала голос тетя Лена.

Но дед только отмахнулся и, осушив свою рабочую емкость, вновь полез в карман за сигаретами.

— Да, напутали старики много, — сказал Вячеслав Андреевич. — Этакий «испорченный телефон» получился. А вот насчет капища, насчет идолов — очень может быть.

— Отомстили идолы, отомстили, — убежденно повторил дед Тарасов.

— Отомстили или нет — не знаю. Владимир Красное Солнышко в свое время поставил в Киеве «великолепную шестерку» — Перуна деревянного, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симаргла и Мокошь, а через несколько лет всех их скинул. И ничего — правил себе еще чуть ли не три десятка лет…

— А так бы пять десятков правил, — заметил дед Тарасов.

— Возможно, — кивнул Вячеслав Андреевич. — Так вот, насчет капища на холме… Там, конечно, хорошо было бы покопаться. Может, еще один Стоунхендж обнаружится, как у Старой Рязани.

Сережа недоуменно посмотрел на него:

— Дядь Слав, так ведь Стоунхендж в Англии.

— Не только. — Вячеслав Андреевич раскраснелся, лоб его лоснился от пота. — В наших краях свои Стоунхенджи. Земля наша, племяш, буквально напичкана историей, тут чуть ли не в любом месте копни — и обязательно на что-нибудь древнее наткнешься. По истории ходим! Возьмем тот же тверской кремль — да там еще копать и копать…

— Слава, может, отдыхать уже будем, а? — недружелюбным голосом предложила тетя Лена. — Вон, Сережа дремлет уже…

— Ничего подобного, — возразил Сергей. — Вовсе я не дремлю, теть Лен.

По молодости своей и неопытности он не понял, что эти слова — лишь тактический ход, направленный против деда Тарасова. Тот опять уже дул в опустевший стакан и, судя по всему, не собирался уходить до тех пор, пока в бутылке остается хоть капля «огненной воды».

Вячеслав Андреевич тоже не желал слезать со своего любимого конька:

— Да успеем еще наспаться, Лен!

Он наполнил молниеносно подставленный стакан деда Тарасова (откуда у того и прыть взялась?!), не обидел и свой «наперсток». Чокнулся с дедом, одним глотком разобрался со своей порцией — уже без тостов. И, тряся левой рукой рубашку на груди, чтобы хоть немного охладиться, продолжил чуть ли не скороговоркой:

— Памятник на памятнике, понимаете? На десятки метров вглубь, где только ни воткни лопату. И на Лихой вашей горке, повторяю, интересно было бы покопаться. Может, там не то что Стоунхендж — вторая Троя стоит-дожидается. Но средства! Где средства-то взять, милые вы мои? У нас студентов для раскопок не хватает, у нас Тверь практически нетронутая… Э-эх!