Юрий Никитин - Имаго

Она смотрела на меня с испугом. Мы пробежали к лифту, стены подъезда и домов замелькали, как спицы в колесе. Наши руки сцеплены, мы подбежали в тот миг, когда прогремел тяжелый удар. Воздух смялся, как картонная коробка. По толпе прошла рябь, будто все эти люди отражались в озере, куда бросили камень. Огромный тяжелый танк качнулся, длинный ствол описал короткую дугу в воздухе. В стене парикмахерской образовалась огромная дыра с рваными краями. Оттуда пошел сизый дым. Едва танковый ствол пришел в первоначальное положение, бухнул второй выстрел. Снаряд, вслед за первым, попал в стену, пронизал ее насквозь, исчез, оставив громадную дыру, в которую свободно прошла бы корова с раздутыми боками.

После третьего выстрела раздался крик с той стороны здания. Снаряд, пронизав все стены, вылетел наружу, достиг крупного магазина в соседнем микрорайоне и там взорвался. Видно было, как вылетели оконные рамы, из помещения повалил дым, вырвались багровые языки огня. Из провалившейся двери выскакивали объятые пламенем люди, падали, обливаясь кровью.

Таня жалобно вскрикнула. Генерал, побелев как алебастр, тупо смотрел на чудовищное разрушение. Щеки его поднимались и опускались, как жабры гигантской рыбы. Майор подбежал, козырнул, сказал отрывисто:

– Но теперь-то можно? В смысле, на штурм?

Генерал медленно повернул к нему голову. Глаза были выпучены, губы тряслись.

– Вперед! – взревел он. – Немедленно! Всеми силами!.. Захватить… чтоб через десять минут мне доложили, что террористы… э-э… обезврежены!

– Бу сделано!

– Да быстрее же, мать вашу!

В толпе затихли. Танки подошли вплотную, за ними придвинулись бронетранспортеры. Передний танк вломился дулом в пробоину, стена подалась, часть ее провалилась вовнутрь. Здание вздрогнуло, шатнулось, но это не Твин Пикс, что рухнул под собственной тяжестью, по стене прошла еще судорога, танк не двигался, и здание застыло в неустойчивом равновесии.

С бронетранспортеров посыпались неимоверно толстые, раздутые от бронежилетов спецназовцы. Мы видели, как эти пятнистые зеленые фигуры исчезают в проломах окон, дверей, в здании послышались одиночные выстрелы, частые автоматные очереди.

В толпе мужчина сказал торжественно:

– Царствие им Небесное…

Он провел рукой по голове, словно снимал шапку, поклонился. Всхлипнула женщина, заплакал, глядя на нее, ребенок. Еще несколько человек, что были в головных уборах, обнажили головы. Все стояли в суровом молчании.

Кто-то сказал в удивлении:

– А ведь не сдались…

– Да, могли бы… – ответил другой голос.

– Черт, есть еще в России люди!

Ни фига, подумал я зло. Не еще, а уже есть. Но неужели их подтолкнула на такое самопожертвование идея иммортизма? Как быстро… Что вообще-то говорит лишь о том, как отчаянно нуждалась Россия хоть в какой-то идее, если уж так вцепилась в иммортизм… Правда, не надо скидывать со счетов и то, что сам иммортизм – сила, откровение, полученное напрямую от Творца Вселенной.

Из разрушенного здания начали выходить спецназовцы. Очень нескоро вытащили первого убитого, потом второго. В толпе начался ропот. Таня заплакала, отвернулась. Я обнял ее, прижавшуюся к моей груди. Когда вытащили за ноги третьего, кто-то из толпы заорал разъяренно:

– Сволочи!.. Это были герои!.. Вы как с ними обращаетесь?

– Трусы! – закричала тонким голосом молодая женщина. – Трусы, трусы!

Десантники остановились, кто-то застыл с портсигаром в руке, кто-то уже вытащил сигарету и непонимающе смотрел на толпу.

– Предатели! – закричал кто-то яростно. – Юсерам служите!.. Гниль!

Один из десантников рассвирепел, взял автомат на изготовку и прицелился в толпу. Странно, толпа не рассыпалась в панике, там заорали еще громче. Кто-то наклонился, через пару мгновений в сторону десантников полетел первый камень. Бросали неумело, интифаде не обучены, но уже и другие начали шарить под ногами. Камни полетели прицельнее, один со звоном шарахнул ближайшего десантника по каске.

Майор выбежал вперед, раскинул руки, прокричал:

– Расходитесь!.. Иначе прикажу стрелять!

Из толпы заорали:

– Стреляй, сволочь!.. С героями не мог справиться без танков? Может быть, со стариками справишься?

Из толпы перешагнул через желтую ленту и пошел вперед высокий худой старик, опираясь на палочку. Его трясло и раскачивало, видно было, что привык передвигаться медленно, рассчитывая каждый шаг, сейчас выкладывал последние силы, чтобы дойти… дошел, поднял палку и с силой стукнул майора по голове. Вернее, хотел стукнуть, в последнее мгновение майор перехватил палку, выхватил, а старик, не удержавшись, упал.

Толпа взревела, как один дикий зверь. Ограждение было сметено, люди понеслись, потекли лавиной. Десантники брали автоматы на изготовку, но начали пятиться. Их догнали, я видел взлетающие палки, голые кулаки, что тут же окрашивались красным: безопаснее бить по железным статуям, чем по ребристым бронежилетам, а десантники сперва пятились, отбивались, а потом кто-то взмахнул прикладом, кто-то кулаком, зарябило серое-зеленое, мелькали кулаки, приклады.

Через десять минут на площади вокруг разгромленного здания корчились десятки человек, кричали, ругались. Примчалась «Скорая», десантники спешно грузились в бронетранспортеры, прятали глаза. Лица их были суровые, злые, потемневшие.

Врачи с ходу вызвали еще две санитарных. Людей сажали в машины, некоторых пришлось перекладывать на носилки. Земля осталась залитой кровью. Смишники усиленно снимали, но я видел на их лицах озабоченность: под каким соусом это подать, как пьяный разгул или придумать версию, что разгневанные разгулом терроризма жители рвались собственными руками уничтожить террористов, а десантники едва сдержали натиск…

– Пойдем отсюда, – шепнул я Тане прямо в ухо. – Мы видели то… что будет во всех учебниках. На всех континентах.

Она всхлипнула, спросила с недоверием:

– Во всех странах?

– На всех континентах, – поправил я. – Стран не будет.

– Как это…

– А так. Не будет, и все.

Когда я отвез ее домой и ввалился в свою квартиру, на автоответчике светился незнакомый номер. Я ткнул в кнопку, после щелчка из мембраны потек густой, как кубанское подсолнечное масло, могучий добродушный голос: «Бравлин, это я, Иван Семенович, если еще не забыл… Позвони, как придешь, хорошо?» Послышались гудки отбоя.

Я постоял, ноги как примерзли к полу. Но в груди распространялось тепло, расходилось волнами по всему телу. Иван Семенович Перевертенев, полный академик, почетный академик всех ведущих академий мира, директор Центра стратегических исследований. Мой бывший руководитель в науке. Лауреат международных премий, уже дважды был включен в малый список нобелевских лауреатов, из которых отбирают одного, почетный академик Сорбонны, Гарварда, Лондонского Королевского Общества и двух десятков менее известных. Под его могучей дланью десятки научно-исследовательских институтов, одни копают экономику будущего, другие – политику, геополитику, третьи – взаимоотношения народов и этнических групп. В свое время он обещал мне дать один из таких институтов… со временем, конечно.