Старость аксолотля - Яцек Дукай
Ты обернулся к настенному монитору, когда она во второй раз принялась читать с короткой распечатки подло украденное стихотворение. На мониторе продолжался балет абстрактных фигур. Пароли тематических контекстов отображались в верхней панели; это называлось «сужающей интерпретацией». Балет в неевклидовых пространствах, символика движения в пространстве с отрицательной кривизной, философия смерти в расщепленном времени. Тебе запретили читать книги и смотреть обычные голливудские фильмы. В Школе время по крайней мере не расщеплялось, оно постоянно текло вперед, увлекая тебя с собой.
– …ты меня вообще слушаешь, Пуньо?
Это было уже после первой операции.
– Я слышу твою кровь, я слышу хаос твоих мыслей.
– Ты устал? Мы можем притормозить. Тебе что-то мешает? Просто дай мне знать. Ты знаешь. Это все для тебя. Мы. Я. Я жду. Если только… Что, Пуньо? Переводишь? Что это за язык?
– Язык.
– Почему ты так себя ведешь? Это невежливо. Я разговариваю с тобой. Каждое слово мне приходится вытягивать из тебя. Ты невоспитанный, Пуньо, учителя тоже жаловались. Как они могут тебе помочь, если не знают, понял ты материал или нет. Я тебя не понимаю, Пуньо.
Хоть раз она сказала правду. Ты выключил монитор и снова повернулся к Девке. Обычно ты не смотрел людям в глаза, оттого она еще больше удивилась. Так что даже подняла брови в немом изумлении, в вопросе в ответ на вопрос.
– Скажи что-нибудь.
Она нахмурила брови:
– Что?
– Скажи что-нибудь.
Она каким-то образом предчувствовала несчастье.
– Успокойся, Пуньо.
– Скажи что-нибудь!
– Я же и так постоянно к тебе обращаюсь. Успо…
– СКАЖИ ЧТО-НИБУДЬ! СКАЖИ МНЕ.
Она вскочила, крикнула в пространство:
– Истерика! VG-100, десять миллиметров! Быстро!
Ты продолжал кричать на нее, когда внезапно распахнулась дверь и ворвались санитар и врач с инжектором в руке. Девка отступила, а ты кинулся в угол. Распечатка со стихами упала на пол.
В тот же миг они набросились на тебя и ловко обездвижили. К плечу приставили дисперсионный пистолет. Ты кричал им в лица, оглушая самого себя:
– Скажите что-нибудь!
Но сила была на их стороне. Ты хотел их всех убить, Девку тоже, Девку в первую очередь. Твоя ненависть не знает промежуточных состояний. Но ведь не из ненависти ты убиваешь. На твоей стороне страх.
Вкус смерти
Страх был на твоей стороне, но на стороне Милого Джейка были стены, решетки и замки. Первым делом ты сказал себе: прежде всего, я должен помнить, что у меня еще есть время. Остались еще два мальчика, которые находились у Джейка дольше, чем ты. Пока не твоя очередь. Есть время подумать. Это не значит, что можно не бояться. Это было бы опасно. Страх всегда на стороне слабых, это единственное их оружие, не отвергай его опрометчиво.
Весь подвал и часть первого этажа, все двойные окна с плотной решеткой, все двери с электронными замками, усиленные стальными брусками, ни телефона, ни связи с внешним миром. Очевидная идея устроить пожар рухнула после выяснения надежности сложной системы автоматических потолочных спринклеров, за которую Джейку пришлось выложить немалую сумму. Джейк не мог себе позволить недооценивать вас, он был отнюдь не любителем, он жил этим бизнесом годами. Нужно все обдумать спокойно, способ найдется.
Затем исчез Гордо. Перед тобой остался только Пасмуркян. Но это уже не имело значения: Джейк перестал опираться на хронологию, Пасмуркян оставался в его конюшне дольше Гордо. Значит, следующим мог быть ты. Тебе пришло в голову пустить другим детям эти забытые Джейком подвальные кассеты с казнью, но в итоге ты заключил, что они не смогут держать их в тайне и выдадут себя каким-нибудь образом, и Джейк опередит тебя, убив всех, как ни в чем не бывало. Что бы о нем ни говорили, он не любил рисковать и был не дурак.
А время шло. Теперь каждая сессия могла оказаться последней. Милый Джейк тащил тебя в машину, а ты молился жестоким богам, чтобы это было еще не оно. Однажды попытался смыться от двери машины, но он поймал тебя через пару шагов.
Постепенно становилось очевидно, что выход только один. Ты решился на него, потому что не мог не решиться. Твои решения, особенно самые важные, почти всегда принимались в атмосфере отчаяния. Ты жил под принуждением.
Дверь, дверь, отделявшая вашу часть дома от жилища Майка, выходила в прихожую рядом с лестницей, ведущей в подвал. Она открывалась внутрь, за нею был коридор, тянувшийся до входной двери. Ты знал это, потому что именно сюда вас выводил Джейк. Он также навещал вас, чтобы принести еду (иногда это делала Холли) или выбрать на вечер одну из девочек, потому что Холли не терпела мальчиков в его постели – между ними случился большой скандал, еще до твоего прибытия, когда она застала с ним Гийо; досталось тогда покойному Гийо знатно, но, по крайней мере, после этого вас оставили в покое. Девочки, напротив, Холли нравились, они были свежие и не слишком дерзкие.
Ты сидел на лестнице в подвал и ждал. После сумерек, когда остальные дети уже спали или только уплывали в сонный кайф, в доме царила почти церковная тишина, звуки из другой части здания не проникали за толстые стены: это была старая, старая вилла. Ты ждал в тени крутой лестницы, в тишине собственного страха, в нервной скуке затянувшегося стресса. И вот на пятый вечер… дверь открылась. По воле случая это была Холли, она сама пришла выбрать малютку; и для тебя это была счастливая удача.
Она успела крикнуть. Ты бросился ей под ноги, схватил за колени и потянул вниз. На ней было летнее платье, а ты тем рывком его разорвал: в руке остался клочок голубой хлопчатобумажной ткани с желтыми цветами. Холли падала вниз по лестнице, словно сброшенная с высоты куколка. Это произошло очень быстро, на видеокассетах сбитые с лестничных площадок люди падали дольше, но в реальной жизни сцены рутины и экшена
