Старость аксолотля - Яцек Дукай
А ведь обо всем этом она тебя предупреждала во всех подробностях. Приходила в перерывах между занятиями с постоянно меняющимися учителями существующих и несуществующих языков – и рассказывала сказки. Ты будешь, Пуньо, великим; ты будешь, Пуньо, полубогом; на твоем примере, Пуньо, будут учиться другие дети. Это была аргументация, которая каким-то образом обращалась к твоей жадно эгоистичной природе. Но при этом она приводила в замешательство. Ведь ты бы учился и так, и да, в конце концов, это было просто интересно. Но эти тайны, обещания, атмосфера постоянной угрозы… И Девка, как жрица какой-то технорелигии, проповедующая неумолимое пророчество о твоем скором вознесении… Это приводило тебя в состояние болезненного раздражения.
– Они все равно ничего обо мне не узнают! – кричал ты на нее, разозлившись, и она прекрасно знала, кого ты имеешь в виду. Она неизменно удивлялась твоим вспышкам, но сама не повышала голоса. Она так тебя и не поняла. Ты был для нее темной загадкой, психологическим кубиком Рубика: долгими часами рабски послушный, кроткий и смиренный в поведении и словах, и вдруг абсолютно мятежный, пылающий горячей ненавистью ко всему и всем. Она никогда не была в том месте, где ты родился.
Что они знали о взаимопонимании, эти специалисты по переводам, не умеющие перевести короткую мысль с Пуньского на не-Пуньский – каким ложным истинам они могли тебя научить?
Генезис
Они все равно ничего не узнают о тебе, потому что, покинув Город, ты покинул весь их мир, потому перестал существовать – для них больше нет Пуньо. Девка не знает этого места. И даже если бы приехала сюда, движимая желанием раскрыть тайны твоего сердца – она тоже мало бы что поняла. Если вообще поняла хоть что-либо. Она родилась за пределами Города, родилась в США, от известной матери и отца; ее воспитывали, воспитывали, воспитывали – она человек иного сорта. Фелисита Алонсо, латинская красавица с холодным лицом, теплыми глазами – что бы она увидела этими глазами, проходя по жаре душного юга через лабиринт трущоб, где ты провел почти всю свою жизнь? Ад, она увидела бы ад в самом ярком виде своих представлений. И за пределы этой крайности воображения никакая мысль уже не смогла бы пробиться. Этот смрад, бьющий под затянутым цветным смогом небом, этот ошеломляющий, вызывающий головную боль, вездесущий смрад. Здесь, на земле, на извилистых тропах – потому что улиц по эту сторону долины не обнаружишь – внутри картонных, жестяных, деревянных и пластиковых лачуг, и под их стенами, и повсюду вокруг залегают груды, кучи и топи органического и неорганического мусора. Здесь все разлагается, гниет, разрушается, распадается, обращается в тлен в медленной муке непрерывного возрастания энтропии – люди и вещи. Кто-то грабит свежие трупы, другие, уже голые, набухают на солнце, терпеливо созревая в пищу насекомым, крысам и собакам. Уже полдень, потому довольно тихо, откуда-то издалека доносится радио, где-то плачет женщина, тарахтит под облаками вертолет – гипотетическая Фелисита Алонсо шагает по естественной канализации, старательно обходя участки с куда большей мерзостью. Канализационный сток высох почти полностью, по его руслу стекает только какая-то густая жижа, темная и бугристая. Огромные глаза голых детей следят за каждым движением гипотетической Фелиситы Алонсо, потому что, кроме нее, все они пребывают здесь в бессмысленной летаргии, затаившись во влажных тенях перекошенных навесов. Она мало что увидит, не то время выбрала, в этом мире действует стратегия выживания из концлагерей – минимальная трата энергии, максимальная выгода – и во время полуденного отдыха никто не сделает ни одного лишнего движения, не ускорит дыхания сверх необходимого; в жгучей тишине продолжается пытка принудительной сиесты. Район оживает ночью, именно тогда его должна посетить гипотетическая Фелисита Алонсо – ведь после пересечения его границы шансы на выживание бесконечно малы, как до, так и после наступления темноты, без разницы. Но гипотетическая Фелисита Алонсо посетила Район именно сейчас, и ей заметны лишь ничтожные признаки реальной жизни этого места, загадки и вопросы, на которые наводят подмеченные повсюду детали: куда делись взрослые? почему так много детей? разве здесь нет никого, кому было бы больше десяти лет? Она не знает и не понимает, что в этом месте время бежит с иной скоростью, что здесь вообще нет детей, что одиннадцатилетние женщины рожают здесь без стона в знойные, беззвездные ночи неестественно мелких и костлявых существ, выталкивая из узких тазов их синюшные тельца в вечную грязь жилых свалок, в тишине и безмолвии вездесущей ненависти; что двадцать лет – это старость и что здесь нет места калекам. Гипотетическая Фелисита Алонсо воспринимает это по-своему: ад, ад. Она не видит, как ее обложили со всех сторон те, кто прячется за невысокими постройками. Когда же, наконец, ей преграждают путь и она понимает, что окружена, что ей не оставили пути к бегству, – так их много, она все еще, не понимая, думает: чего хотят эти дети?.. Без слов, без образов – они чужие, чужие. Мгновение спустя гипотетическая Фелисита Алонсо будет избита до бессознательного состояния, ограблена и обчищена от всего, что на ней надето, а затем садистски, многократно изнасилована ордой этих Пуньо. Может быть, тогда – по закону отождествления жертвы с мучителем и через фактическое унижение доведенная до того же уровня страха и ярости, – может быть, тогда она поймет что-то из их жизни. Хотя и это необязательно. Ведь что заставило Пуньо, запуганного, почти аутичного мальчика превратиться в больного гневом злодея? Какой танец пляшут мысли в его голове? Какой их цвет? Какая песня? Никто не учил Девку искусству перевода чужих чувств, а она, и доктора, и профессора – этому пытались научить тебя.
Сейчас
Это здесь. Кортеж замедляется. Есть боковая дорога, темная, неосвещенная и необозначенная – это здесь, это в нее сворачивают все машины кортежа. Охранник прячет книгу. Он переговаривается все более длинными фразами со своими невидимыми коллегами. Сама Фелисита Алонсо тоже разговаривает по телефону, с людьми, известными ей только по имени и фамилии, из тех документов, которые она читала еще в Школе. – Пуньо. Да, Пуньо. Мы опоздали не по нашей вине. Они готовы? Как это понимать? Нет, нет, он в Бездне Черных Туманов. Так было решено. Как это, черт возьми, понимать? Он у меня в полусне. Тогда звоните генералу.
