Юрий Никитин - Человек, изменивший мир (Сборник)

Она люто скрипнула зубами, продолжая зажимать рану. Лицо ее посерело. Аварис сокрушенно покачивал головой, и не понять по его виду: жалеет ли о том, что попал в верховную ведунью, или же о том, что попал недостаточно метко.

Николай опомнился, тоже закричал, срывая голос:

– Скифы!.. Мир меняется. Чтобы оставаться непобедимыми, нужно меняться вместе с ним! А еще лучше – чуть раньше! Опережая других! Только тогда сохраним первенство! Только тогда сохранимся…

Он видел, что по лицам заскользило облачко недоверия. Выступил скверно: в ХХ веке ораторы – дело темное и рисковое, проще бы остаться на конях в прямом и фигуральном смыслах…

– Мы должны перейти к земледелию, – кричал Николай сорванным голосом, – только это сохранит нас!.. Кочевые орды начисто сгинут с лица земли, несмотря на то, что одной удастся победить нас на долгие двести с лишним лет… Но они исчезнут без следа, а мы с вами останемся пахать землю, строить корабли, возводить храмы, запускать монгольфьеры и «Восток» и…

Прямо перед ним сидел на коне мелкокостный скиф. Он скреб в затылке, сдвинув скуфью на лоб. Встретившись глазами с Николаем, сказал в нерешительности:

– Надо бы погодить… Новое, оно завсегда кусачее… Как бы не обмишулиться…

И всюду, куда Николай бросал взгляд, сидел на коне этот приземистый мужичонка, мялся, отводил глаза, потом начал пятиться в задние ряды. А так как в задних рядах стоял тоже он, то огромное пространство начало быстро пустеть.

Николай кое-как слез с ворот, попал в руки Радара и Авариса.

– Хорошо сказал, – одобрил Радар.

– А где Чугайстырь? – спросил Николай нервно. – За его дело бьемся, а он где-то прячется?

– Чугайстырь не умеет говорить… Но ты не боись, он свое слово еще скажет. По-своему, по-чугайстырски.

– Заколдует их?

– Окстись, тцар! Это же запрещено Ведами! За использование колдовства в личных целях, знаешь, что бывает?

Николай взбежал на крыльцо, крикнул Радару, дрожа от возбуждения:

– Будут спрашивать, я удалился для государственных дел.

В горнице проверил запоры, бросился на лежанку, стараясь успокоиться. Итак, переворот совершен. Когда они с этим Колоксаем снова обменяются, для того будет приятный сюрприз… А как насчет ведьмы? Пора уже убираться. Чугайстырь даже не догадывается о подмене. Видно, перемещение по эпохам под силу только ведунам высшего ранга… А Чугайстырь уже не достигнет полной мощи: к винцу охоч, отдыхать любит – слишком близок к современности….

Он все еще терзался сомнениями, как вдруг, сметая запоры, в горницу вбежали Радар с Аварисом.

– Пресветлый тцар!.. Позвид и Мардух увели своих людей!

– Простая откочевка?

– Оставили стрелы с красным оперением. Это война! Колоксай, нам с ними не совладать. У каждого воинов, как песка в океане.

Николай подбежал к окну. Даже во дворе стало просторнее, исчезли праздношатающиеся, бряцающие оружием гуляки.

– Эх… ничто без мук не рождается.

– Не хотелось бы стать великомучениками, хоть это и в чести!

– Да, – согласился Николай, – лучше быть живыми грешниками. Всегда остается шанс покаяться, стать святым… Говоришь, за нас только невры и склоты?

– И урюпинцы, – напомнил Радар. – Правда, это такие соратники… Говорят, умный спорит с собой, а урюпинец с друзьями; урюпинца по голове били, а он: где это стучат? Дай урюпинцу волю, сам беду найдет…

Аварис прервал досадливо:

– Все они – огородники, халупники. А воинов у нас почти нет.

Николай обвел их отчаянными глазами:

– Помощи ждать неоткуда?

Радар наморщил лоб, сказал с неуверенностью в голосе:

– М-да, туговато… В лесу медведь, дома мачеха. Поневоле захохочешь по-волчьи… Впрочем, есть еще вояки. Правда, одноглазые. Хотя нам же их не женить?

Аварис скептически поморщился, а Николай спросил с надеждой:

– Кто это?

– Аримаспы. Одноглазое войско, как его назвал еще тот заезжий рапсод из Эллады, как его… имя такое чудное… Ага, Аристей!

– Аристей Проконийский? – ахнул Николай. – Который написал поэму «Аримаспея»? Учитель Гомера?

– Не знаю, чей он там учитель, но за битвой аримаспов с грифами наблюдал все лето. Вдохновлялся! Детвора ему есть носила, а он все больше по девкам… Говоришь, написал все же поэму? А мы думали, брешет. Больно к меду нашему пристрастился да за молодыми девками ухлестывал…

– Он написал гениальную поэму, – заторопился Николай. – О вечной битве за золото аримаспов с грифами! Аримаспы, сыны Арея, а по-нашему – кривичи, ибо закрывают один глаз при стрельбе из лука… Ученик Аристея, Гомер, перенес их в свои поэмы и назвал циклопами… Так мы попробуем склонить их на нашу сторону?

– Попытка не пытка, а спрос не допрос. За спрос не бьют в нос. Деваться нам все одно некуда, искать подмогу надо.

Он высунулся из окна, оглушительно свистнул. Послышался конский топот. Аварис сказал вдогонку:

– Езжайте, а я тут попытаюсь… Честно говоря, в вашу затею не верю.

У крыльца их уже ждали оседланные кони. Николай, который никогда и близко не подходил к лошади, сумел все же взобраться на конскую спину, Радар посматривал с удивлением, но умный скифский конь знал свое дело: вихрем вынес всадника за ворота..

Он не помнил, сколько минут, часов или недель продолжалась неистовая скачка. Они неслись через темный лес, миновали степь, снова дремучий лес, пронеслись по горному перевалу, и вот уже навстречу мчится ровная безжизненная равнина, где клубится сухая пыль, где нет зелени…

По всему огромному полю огромные, закованные в железо воины яростно сражались с грифами: странными зверями, в которых природа соединила мускулистое тело, укрытое чешуйками рогового панциря, с могучими крыльями, однако оставила и четыре могучие львиные лапы…

Аримаспы неутомимо рубили мечами, наступали, прикрывались щитами, некоторые герои прорывались далеко вперед в хищную стаю, и там, став спиной друг к другу, яростно и азартно отражали бешеные атаки.

Николай придержал коня. Радар с загоревшимися глазами наблюдал за боем, вдруг азартно закричал:

– Эй, вас же обходят!.. Эх, от непорядка и сильная рать гинет… Ломайте, ломайте им рога!

Рогов не было ни у аримаспов, ни у грифов, так что Николай не понял, за кого болеет Радар. А тот уселся в седле, как на трибуне стадиона, возбужденно комментировал:

– Ого удар!.. С дурной рожи и нос долой… Ха-ха, выше лба ухи не растут, а рога – еще как!.. Во-во, одно дело олень, другое дело – рогатый… Так его, так! Смирного пса и петух бьет!.. Бей, урюпинцев на сто лет припасено!.. Что медлишь? Лося бьют в осень, а урюпинца – всегда!..

Вдали запела боевая труба. Конь под Николаем дернулся в схватку. Николай с трудом отвернул его в сторону. Конь покосился на него огненным глазом, разочарованно вздохнул. Николай прочел по выражению лошадиной морды, что он думает о таком всаднике, покраснел и сказал, оправдываясь: