Дэвид Герролд - День проклятья

– Видите их расположение? Идеальный шестиугольник! Они начали новый круг.

Загоны точно соответствуют следующему кольцу куполов. – Я осекся и снова заверещал: – Й~и-и, й-и-и.

«Хорошая обезьяна, – уговаривал я себя. – Получишь банан, если будешь хорошо себя вести».

Хторране утратили интерес ко мне и уползли. Большая часть кроликособак тоже куда-то скрылась. Но те немногие, что опекали меня, пошли за большим червем, который первым… предъявил на меня права? Я отправился следом. В гнездо.

Спиральный тоннель спускался все глубже, глубже и глубже. Его голубые, слегка фосфоресцирующие стены покрывал мех с приятным запахом. Неожиданно я вспомнил, какими голыми были стены гнезд, которые нам доводилось видеть до сих пор. Это гнездо было другим. На стенках прилепились толстенькие красные существа – пузыри размером с теннисный мяч. Некоторые из них светились, отбрасывая мягкий красный свет. Я видел розовых ершиков жирных мохнатых мипов, темных задумчивых вампиров, тысяченожек, прячущихся за кабелем – нет, лианами, очень на него похожими, только потолще.

Они ветвились по полу, взбирались на стены, как артерии и вены. Казалось, я попал внутрь живого организма. Лианы были толще, чем на деревьях, но такие же яркие – пурпурные, черные, цвета червонного золота, темно-коричневые. Они тянулись повсюду, как кабели на телестудии, но лишь изредка пересекали центральную часть коридора, превращаясь в узкие плоские ленты. Любопытно!

Очевидно, маленьким ножкам хторран необходима относительно ровная поверхность для передвижения.

Черви исчезли в зловещем полумраке. Я держался за кроликособаками. Тоннель круто под уклон свернул налево; открылась створчатая дверь, и мы продолжили спуск…

Кто-то двигался навстречу.

Сначала я подумал, что собака. Потом – обезьяна. Или безголовый цыпленок, размером с ребенка. Затем отказался от дальнейших догадок. Появилось нечто совершенно незнакомое.

Высоко поднятая грудь без головы медленно брела вверх по коридору. Гладкая, маслянисто блестевшая кожа желтовато-красного цвета покрывала существо.

Половину этого двуногого слизня составлял хвост, другую половину – шея, которая заканчивалась… ртом. Нет, рылом. Ошейник из крошечных глазок опоясывал шею там, где она сходила на нет.

Безголовое рыло, раскачиваясь, сопело, как пылесос. Оно ело, но с большим разбором.

Существо принюхалось ко мне, провело хоботом по моей ноге вверх, потом вниз по другой ноге и двинулось дальше.

Обнаружив на стене пузырь, оно втянуло его. По вздутию на шее было видно, что пузырь проскользнул до половины его длины, затем на мгновение застрял. Существо раскусило его и с глухим хрустом прожевало. Когда шея снова опустилась, изо рта закапали густые слюни. Существо слизало их и пошло дальше.

– Уборщик? – предположил я.

Кроликособаки уже ушли вперед. Одна из них, обернувшись, нетерпеливо затопала ногами.

Я еще раз взглянул на уборщика – более отвратительной твари видеть не доводилось – и пошел вниз за кро-ликособаками.

Хотел бы я знать, как глубоко мы опустились, если вообще оставались на Земле.

В. Почему хторранин откусил у вице-президента только одну ногу?

О. Чтобы тот мог стоять на другой.

64 «ПРИВЕТ, ДЕЙВ!»

Сливки – не единственное, что плавает на поверхности.

Столь хорошо обставленного гнезда нам еще не доводилось видеть. И такого обжитого. Оно представляло собой наиболее полный срез хторранской экокультуры.

А я не имел ни малейшего представления, что здесь к чему.

На стене виднелись гроздья каких-то штуковин, похожих на сливы. От них исходил сильный и вкусный запах. Еда? Или нет? Откуда мне знать? Здесь же росли кустики ягод. Зачем? Под потолком болталась сеть – то ли живая, то ли нет. Интересно, что подумал бы хторр о шелковых шторах моей мамули, кроме того, что их можно сожрать?

Я направлял передатчик на все, что видел. Доктор Зимф и экологический отдел получат информацию для размышлений на много лет вперед. Жаль только, что этих лет у нас не будет. Интересно… смог бы я здесь жить, стать обитателем гнезда?

Вот что нам действительно необходимо: кто-нибудь должен жить с хторранами.

И это становилось реальностью. Ведь они пока не сожрали меня.

Это «пока» тревожило.

– Хрпл?

Наверх из-за поворота выполз маленький червь. Я отступил в сторону. Он был всего величиной с собаку, но подвижен и любопытен. Уставившись на меня, он не отводил глаз. Так, с повернутыми назад глазами, и уполз за поворот. Очевидно, его послал отец. Или мать? Или кто там у них бывает?

Проклятье! Слишком мало мы знаем,

К тому же где-то на полпути я забыл, как быть обезьяной, и теперь не знал, кто я такой.

Кроликособака потянула меня за собой. Я не стал упираться. Мы все шли и шли вниз, сворачивая то влево, то вправо, пока я окончательно не запутался. Под семью куполами располагался целый лабиринт. Кто – или что – выкопал его? Как он сумел?

– Медальончик, видишь все это?

– Отлично вижу. Ш-ш.

Откуда-то донеслась песнь червей. Глубокая, ритмичная, успокаивающая, бесплотная, неземная, она отдавалась эхом в тоннеле.

Сколько хторран пело ее? Четверо или больше? Боже, как это прекрасно! Ничего более захватывающего я в своей жизни не слышал. Я обогнал кроликособак, более не нуждаясь в их подсказках.

Мне хотелось добраться до самого сердца песни. Увидеть поющих. Стать одним из них. Внимать звукам всей душой. Снова погрузиться в нее…

Как в песню стада.

Как…

Кроликособаки увлекли меня в боковой тоннель; пение осталось позади. Наверх, за угол – и мы очутились в тускло освещенной комнате, полной маленьких кроли-кособак – в их гнезде. Они бормотали, взвизгивали, подпрыгивали, кувыркались и…

Среди них оказались человеческие детеныши. Четырехлетний светловолосый малыш, еще не научившийся толком ходить, вышел вперевалку со счастливой улыбкой на неумытой мордашке. Несмотря на голенькое грязное тельце, выглядел он здоровым и упитанным.

– Привет, Дейв! – обратился он ко мне. – Привет, Дейв!

Остальные детишки остались сзади. Их было трое: совсем еще кроха, даже ползавшая с трудом, девочка лет семи и свернувшийся калачиком десятилетний мальчик. Он сосал большой палец, ни на что не реагируя и ничего не замечая.

Девочка недоверчиво уставилась на меня широко раскрытыми глазами. Ползунку было не до меня; он со счастливым видом ворковал сам с собой.

– Вот дерьмо, – прошептал я. – Боже, нет. – И снова: – Вот дерьмо.

Продолжать операцию? Выяснять, что еще есть в гнезде? Или спасать детей? Что важнее?