Владимир Михайлов - Вариант "И"

Что касается меня, то я вовсе не был уверен в том, что претендент действительно принял решение присутствовать сегодня на съезде; реши он так, я бы наверняка знал. Хотя я и испытывал некоторые сомнения в собственной осведомленности. Их усиливало то, что открытие заседания все откладывалось. Выпив чашку кофе в одном из буфетов, я не смог удержаться и посетовал на неимоверную дороговизну обслуживания на съезде. Интересно знать, что думают торговцы о среднем уровне доходов делегатов и приглашенной публики. Куда остроумнее было бы сделать угощение вообще бесплатным.

Во все сгущавшейся толпе я увидел знакомую фигуру Бретонского. Мы с Наташей поспешили к нему. Он явно обрадовался нашему появлению: похоже, у него были какие-то новости и ему не терпелось поделиться ими.

— Приветствую вас, барышня. Здравствуйте, господин журналист. Смотрите.

Видите эту четверку? Обратите внимание на выражение их лиц: как будто хины объелись, не правда ли?

Четверо были — бывший нацист Зеленчук, экономист Пахомов, банкир Веревко и Сухов, военный промышленник. Все из моего списка — и все, определенно не представлявшие для меня никакого специфического интереса. Я полюбопытствовал:

— Что же их не устроило, если не секрет?

— Какие же тут секреты — все наружу… Их не устраивает — да и меня тоже, признаться, — что Лепилин захапал себе весь доклад. По сути, объявил себя главным, выдвигающим претендента — а это, как вы понимаете, в будущем чревато всякими благами… Мы все не такие уж альтруисты, у каждого из нас есть свои виды на будущее. Сейчас состоится закрытое заседание оргкомитета съезда. Думаю, что мы сможем изменить регламент, так что каждую главу будет читать другой докладчик. Демократично, вы согласны?

— Наверное, на этом заседании будет интересно…

— Нет-нет, друг мой. И не пытайтесь. Там не будет никого, кроме членов оргкомитета. И, разумеется, самых доверенных лиц. Это ведь только я, идеалист, присутствую тут в единственном числе, мыслителям не нужны помощники; у остальных — и секретари, и референты, и телохранители, и мало ли кто еще…

— Ну а почему бы вам не обзавестись в последний миг…

Бретонский покачал головой.

— Об этом надо было думать месяц назад. Такой номер не пройдет, хотя я бы с удовольствием… (На этот раз взгляд его в сторону Натальи был более продолжительным — и откровенным.) Кстати, не сработает и никакое пишущее устройство. Будьте уверены, с технической точки зрения мероприятие подготовлено на высочайшем уровне.

Это, кстати сказать, было известно мне лучше, чем ему; но я не подал вида.

Через час — то есть за час до открытия — я еще не нашел никого и ничего, что помогло бы ухватиться хоть за самый кончик той тончайшей нитки, которая провела бы по хитрому лабиринту догадок и предположений, в котором я сейчас оказался — почти неожиданно для самого себя.

Между тем делегаты и гости все прибывали; ощущая значение предстоявшего, никто из них не мог спокойно усидеть дома. Все приезжали пораньше, поскольку не каждый день и не каждый год доводится участвовать в событиях воистину исторических. Находившиеся под моим началом люди и внутри театра, и снаружи информировали меня по радио через микронаушник о некоторых вновь прибывающих, а также об обстановке вообще. Сам же я был занят основным делом: искал человека. И не находил. А время между тем утекало — и мне казалось, что прочные перекрытия Художественного театра начинают уже явственно колебаться под ногами. Специалисты искали возможную бомбу и также ничего не могли обнаружить.

Я поднялся, оставив Наташу в холле третьего этажа, куда публику еще не пускали, и тут наушник ожил в очередной раз. Еще и до этого при каждом вызове во мне что-то вздрагивало. Было страшно — вдруг мне доложат, что искомый объект благополучно прибыл и проследовал внутрь. Это означало бы наверняка провал моей версии, свидетельствовало бы о том, что он не был здесь ночью, а следовательно — не устанавливал заряд, не готовил взрыв и вообще причастен к замыслу устранения ничуть не более, чем я сам.

Отзываясь, я старался, чтобы голос звучал так И же ровно и безразлично, как всегда, независимо от обстоятельств; такое умение я вырабатывал в себе достаточно долго.

Вызов шел, однако, вовсе не от внешнего или внутреннего контроля, звонили даже не из «Реанимации», но из укрытия в Чистом переулке.

— Какого черта вы там мешкаете? Я ждал информации еще на рассвете.

Заспались, что ли? У вас все в порядке? Где Первый?

Мне ответили после краткой паузы:

— Первый здесь. С ним нормально. Однако возникли негативные обстоятельства с объектом, которого вы нам передали.

— В Нахабине? Давайте подробнее. Что там произошло?

— Неприятность.

— Серьезная?

— Да.

— Привели задержанного в чувство? Допросили?

Еле уловимая пауза была ясным сигналом того, что дело не заладилось.

— Задержанный скрылся. Вернее, мы его не задержали.

— Вы в свое уме?

— Наша группа прибыла в два двенадцать. Обнаружила тело человека, которого мы направили к вам. Убит. Больше никого. Объект скрылся. До сих пор нигде не замечен. Разрабатываем следы, но надежды мало.

В два двенадцать, так. Через одиннадцать минут после моего с Натальей отъезда. Что произошло? Усыпленный каким-то образом пришел в себя и сразу же проявил такую активность? Или возник некто третий, устранивший нашего сотрудника и утащивший спавшего?

— Способ убийства?

— Перелом шейных позвонков. Ударом, не удавкой.

— Еще чьи-то следы обнаружены?

— С уверенностью трудно сказать.

Я с трудом сдержался, чтобы не выругаться.

— Ну хоть что-нибудь вы там выяснили? Кому принадлежит дом?

На этот раз отвечавший без запинки назвал фамилию. Ответ был тем, которого я ожидал. Лучше, чем ничего.

— Так. А что нашли на ускользнувшего? Адрес хотя бы…

Мне назвали адрес. Я вздохнул:

— И на том спасибо. Будут новости — сообщайте немедленно.

Адрес тоже работал на мою версию; но черта ли мне было в этом, если все ее фигуранты исчезли и упорно не желали появляться? Можно было, конечно, предположить, что они просто отказались от реализации замысла — во всяком случае, сегодня и здесь. Но в это я не поверил ни на секунду.

Весь эффект в том, что — сегодня. И здесь.

Сегодня — потому, что завтра референдум и избрание, после которого добраться до Искандера будет еще сложнее. Здесь — потому, что…

А собственно говоря, почему все-таки именно здесь? Что заставило меня замкнуться на этой версии?

Эта простая мысль на мгновение потрясла меня. Я немедленно набрал на своем радиотелефоне номер, известный кроме меня еще, может быть, двоим, а возможно, только одному.