Владимир Михайлов - Вариант "И"

— Минутку!..

И это тоже было слышно весьма отчетливо. Я сказал Иванову:

— Теперь вырубите у него ток. Ящик со счетчиками и предохранителями, висевший тут же, на лестничной клетке, был не под замком. Иванов сам распахнул дверцу, опустил оба рычажка.

— Звоните снова, — сказал я. На кнопку нажали. Звука не последовало: квартира была обесточена. Но через секунду снова послышалось:

— Сейчас, сейчас иду! Все было ясно.

— У него магнитофоны на батарейках, — сказал я. — А тот, что откликается, он подключил к звонковой кнопке, а надо было бы к самому звонку. Это они прохлопали.

— Вы думаете?..

— Уверен. Ладно, открывайте, смотрите, что и как — потом доложите.

— А вы?

— Я уже и так опаздываю, — сказал я. — Скомандуйте там, пусть мне подгонят машину — у молодых ноги побыстрее…

— Где вас искать?

— На открытии съезда азороссов.

Значит, он сбежал, а может быть, его сегодня там и вообще не было — так думал я, направляясь в названное Иванову место.

Это оптимизма не придавало. Хоть на полшага, но он нас обошел. Однако это вовсе не значит, что он ощутил на себе наше пристальное внимание.

Совершенно необязательно. Скорее всего сработало лишь стремление лишний раз подстраховаться от всяких непредвиденных обстоятельств, досадных случайностей и прочего. Могу держать любое пари на то, что его в той квартире и ночью не было. Искать его по всей Москве — дело пустое. Он все равно должен не позже определённого часа появиться на открытии съезда. Опоздать он не может, следовательно — сделает все, чтобы оказаться там с запасом времени, все еще раз продумать на месте и, если нужно, внести поправки. Но театр охраняется, раньше времени туда никого не пустят. А потом охрана будет бдительно следить за всеми присутствующими, и что-либо предпринять ему будет трудно. А что вообще можно предпринять? Стрелять из снайперского оружия с одной из окрестных крыш при подходе Искандера к театру? Отпадает. Потому что все крыши уже с вечера обсажены нашими. Для того чтобы пойти на это, надо быть камикадзе. Понятно же, что покушавшегося сразу схватят, если его не растерзает толпа. Тут нужен фанатик, а тот, кого я сейчас искал, обладал, насколько я мог судить, характером совсем иным.

Что остается? Взрыв. Если ты, находясь в двух десятках метров от объекта, нажмешь кнопку в кармане — никто тебя не заподозрит. И ты получишь полную возможность выразить свой ужас и благородное негодование.

Но прежде чем нажать кнопку, надо еще заложить заряд. Учитывая, что проверка каждого помещения в театре проводится четырежды в день, — заряд можно поместить в нужное место не более чем за шесть часов до начала события. И замаскировать так тщательно, что его невозможно будет обнаружить и при последней проверке непосредственно перед появлением Искандера.

А вывод? Вывод один: он должен был остаться в театре на ночь. Похоже, другого варианта просто не вырисовывалось.

Однако все работники театра, все люди съездовской команды проверены-перепроверены. Следовательно, чтобы не быть раскрытым, этому человеку нужно было либо внедриться давно, либо принять облик другого.

Это все? Не упустил ли я еще какого-нибудь варианта?

Вскоре я уже был совсем рядом. Оставалось все выяснить и проверить на месте самому.

Еще на дальних подступах к Художественному театру стала заметна толпа.

Народу собралось куда больше, чем перед любой премьерой. Были там наверняка и подлинные сторонники азороссов и Искандера, и просто любители сенсаций и всяческих торжеств. Бросалось в глаза огромное количество охранников в униформе. Я знал, что не меньше было и работников спецслужб в штатском. Ими были сейчас густо населены также все ближайшие улицы и дворы.

Когда я медленно пробирался через толпу к зданию театра, сзади кто-то вдруг схватил меня за плечо. Я обернулся и увидел Наташу.

Я догадывался, что она придет сюда. Мне и хотелось этого, и не хотелось, потому что я опасался, что не все пройдет гладко и сегодня не обойдется без крови. Кроме того, я еще не мог найти в себе однозначного ответа на вопрос: осталось ли для меня все по-прежнему после вчерашнего дня? Не то чтобы я перестал ей верить или сильно переживал из-за этой нелепой измены. Опыт научил относиться к таким вещам спокойно. Я не мог еще понять свои ощущения, а если уж сам не разобрался, то совсем бесполезно было бы говорить о них с Наташей. И потому после мгновенного колебания я позволил ей уцепиться за мой локоть.

Возле театра появилось наконец то, что раньше съезды азороссов своим вниманием особенно не баловало: тяжелые машины телевидения с параболами антенн и длинными толстыми кабелями. Похоже было, что сторонникам Искандера решили в один день возместить все то, чего они были лишены до сей поры: телекамеры устанавливались уже начиная с ближних подступов.

Прямо удивительно, какими простыми способами можно добиться крутого изменения обстановки, не без некоторого ехидства подумал я.

Но, естественно, куда более, чем телевидение, мое внимание привлекали уже начавшие приезжать люди, коим предстояло сегодня принять, возможно, исторические решения для судеб России.

Компания была любопытная — прежде всего тем что у людей, входивших в нее, было очень мало общего. Можно было бы даже сказать — ничего общего за исключением одной-единственной причины, которая и собрала их вместе.

Все делегаты сходились во мнении, что в России должна быть установлена происламская монархия. И у одного из присутствующих, очевидно, здесь была цель особая — лишить азороссов их кандидата на престол. Если бы не этот тип, о котором я знал еще не очень много, я вернее всего сидел бы сегодня в своей немецкой конторе и занимался совершенно другими делами.

Но он был, и моей задачей являлось обезвредить его.

Итак, не позже чем через полтора, от силы два часа тут должен был открыться Программный съезд партии азороссов. Хотя, как мне было известно, для партии первоначально предлагалось и другое имя: «Евразийский союз». Это подчеркивало бы связь движения с идеями классиков философии евразийства Чаадаева, Трубецкого и Соловьева. Но эти весьма умные и достойные люди ошибались только в одном: хотели идти на Восток под хоругвью православия, что было нереально по тысяче и одной причине. Азороссы эту ошибку собирались исправить — и исправили. А те люди, чьи имена, портреты, биографические и прочие данные были мне предоставлены на компакт-диске, как раз и являлись членами исполнительного комитета партии с самого дня ее возникновения.

Целью своей партия ставила не только восстановление в России монархии; таких партий на сегодня было — хоть пруд пруди. Однако азороссы ставили своей целью не просто реставрацию монархии, но и избрание на царство конкретного претендента. В этом тоже не было ничего необычного: никакая власть не существует без конкретного ее носителя. Необычное было в личности претендента, которого эта партия намерена была выдвинуть и чья биография, а также описание его происхождения, размноженные в десятках тысяч экземпляров, сейчас с успехом раздавались публике и перед театром, и внутри него.