Михаил Харитонов - Рассказы (сборник)

— Обычный стариковский досуг, коллега, — сказал Аркисий, осторожно опуская ноги ниже, давая привыкнуть к жаре, — сидеть в тепле и болтать о пустяках.

— «Звёздный ярится Пёс», — процитировал Феомнест избитую алкееву строфу и повёл подбородком вверх, под купол.

В круглом окне бушевало египетское солнце. Недавно верхнее стекло сменили на затемнённое, но огненные клыки светила оказались крепче чёрного хорезмского хрусталя.

— Да, собачья жара, — откликнулся Аркисий.

— Простите невежду, — подал голос богослов Эбедагушта Марон, возлежащий на третьем ложе, — откуда взялось это выражение? Жарко, конечно, но при чём тут собаки?

Аркисий тем временем осторожно встал на дно бассейна. Дно было выложено галькой: в соответствии с учением Дориона, острые грани камней, врезаясь в подошвы, передавали телу некие благотворные токи. По правде сказать, высокоучёный Аркисий Ном в это не верил. Просто ему нравилось стоять босиком на гальке.

— Ты молод, — наставительно сказал он сирийцу, — как и ваш народ. А мы, греки, стары, и помним языческие байки. У нас был миф о пастухе Икарии, которому бог Дионис преподнёс мех с вином и научил виноделию. Икарий принёс вино в Аттику и напоил им крестьян. Но те приняли вино за яд из-за производимого им действия, и убили винодела. Дионис превратил его в созвездие Пастуха, а его невинную дочь, умершую от горя над телом отца — в созвездие Девы. Его же пёс Меру был превращён в созвездие Большого Пса…

— По другой легенде, в созвездие был превращён Лайлап, преследовавший Термесскую лисицу, — заметил Феомнест. — Весьма известная апория.

Арксий махнул рукой:

— У вас, у логиков, только апории на уме. Кстати, в чём заключается эта? Не могу вспомнить, — он потёр морщинистый лоб ладонью.

— Термесская лисица могла убежать от любой погони, а пёс Лайлап мог догнать любую добычу. Когда Лайлап погнался за Термесской лисицей, возник парадокс, и боги, чтобы не допустить разрушения умостроя Вселенной и ввержения её в хаос, превратили пса в созвездие, — охотно объяснил Феомнест, потягиваясь на ложе.

— Я слышал похожую историю от магистра Ли Хао, — осторожно заметил Марон, — только там речь шла о непробиваемом щите и всепробивающем копье. Но всё-таки: при чём тут жара?

— Главная звезда созвездия, — вернул себе слово Аркисий, — была названа Сириусом, или, по-латински, Каникулой, то есть «собачьей». Когда Солнце вступает в созвездие Псов, начинается жара.

— Весьма благочестивая история, — почтительно сказал Эбедагушта, осторожно вытягиваясь во весь рост. Ложе было коротковато для долговязого сирийца.

— Про Лайлапа? Да, боги поступили ответственно, в отличие от нашего правительства, — съязвил Аркисий, вспомнив о дебатах в Совете. — Эти готовы ввергнуть в хаос всё что угодно, лишь бы остаться на тёплых местах.

— Я имел в виду, — вежливо ответил Эбедагушта, — первый миф, о пастухе. Ведь он иносказательно повествует о Гае Кесаре Предтече. Тот принёс миру вино, то есть истинное Учение. Но народ не понял его, а Брут и Кассий, да простит Господь их души, убили святого. Однако, милостью Отца нашего душа Кесаря была вознесена на небо, то есть, согласно вашему мифу, стала созвездием. Созвездия являют путь кораблям, так и души праведников являют путь народам. Дева же, его оплакавшая, есть Церковь, Собрание Верных, ведомое истинным Солнцем, то есть Христом Августом Освободителем…

— Потрясающе! — воскликнул Феомнест и зааплодировал. — Если не считать того, что миф родился за тысячелетие до Воплощения, — добавил он ехидно.

— Сирийцы, — вздохнул Аркисий, — способны увидеть благочестивую аллегорию даже в таблице умножения.

— Достопочтенный авва Ксенайя сочинил подобное упражнение, — без тени улыбки ответствовал сириец. — Например, умножение двойки на единицу и наоборот объясняется как раз через историю Кесаря. Брут и Кассий, да простит Господь их души, убили Гая Юлия Кесаря. Кесарь же своей смертью явил миру две новые добродетели, которых не знал языческий мир — смирение перед волей Божьей и благодарность Творцу даже в несчастье… Но простите меня, я перебил вас. Так почему же вступление Солнца в созвездие Псов знаменуется столь неслыханной жарой?

— Это связано с вращением Земли… — начал было Аркисий, но Эбедагушта перебил:

— Да, я немного знаком с наукой о небе, но я имел в виду религию. Есть ли какое-нибудь символическое объяснение?

— Дон! Дин! Дон! — неожиданно прозвенела медная решётка приёмника. Потом раздалось чистое трезвучие: первая фигура первой тональности, основа основ музыкального строя. Это значило, что за ним последует экстренное правительственное сообщение.

— Внимание! — затрубил голос диктора. — Говорят все передающие станции Священной Римской Республики! Римские граждане! Сегодня, двенадцатого дня третьего месяца девятьсот шестьдесят первого года от рождества Спасителя нашего Кесаря Августа Христа, с Веспансианова мыса в провинции Северная Атлантида произведён запуск космического корабля «Аспер», ведомого человеком. Имя кормчего — Георгий Гагар, тебеец. Корабль построен Бехрамом Пур Шахом, сузянином, подготовкой полёта ведал Марк Элеазар Галлай из Никополиса.

Заиграла торжественная музыка, потом голос продолжил:

— Верховный Ординатор Римской Республики, Первый Гражданин Публий Фаларика выпустил обращение, в котором сказал, что отныне земная твердь перестаёт быть пределом устремлений Республики и Римского Народа. Запись обращения Верховного Ординатора прозвучит в начале вечерней стражи по римскому времени. Слава Римскому Народу!

Снова прозвучало основное трезвучие и приёмник отключился.

Присутствующие потрясённо молчали.

— Н-ничего себе, — пробормотал, наконец, Феомнест.

Эбедагушта рывком поднялся и обхватил голову руками, уподобившись известному изображению Августа Промыслителя.

— Я слышал о подготовке полёта, — сказал он, — хотя все говорили, что его перенесут на осень. Но почему именно сейчас?

— Политика, всего лишь политика, — пожал плечами Аркисий Ном, тщетно пытаясь придать своему голосу оттенок лёгкого презрения, подобающего интеллектуалу в разговоре о подобных предметах.

— Но всё-таки? — не отставал любопытный сириец.

— Всё очевидно, — с удовольствием вклинился Феомнест, который даже не пытался делать вид, что его не интересуют политические сплетни. — Фаларика даёт оплеуху Сенату. Даже не опеуху — это удар… Теперь они примут годовой бюджет без всяких поправок.

— Всем нужны деньги, — вздохнул сириец, — как будто в деньгах Всевышний.