Сергей Боровский - Зеркало

- Почему ты, обладая такой силой, торчишь у метро, неся эту средневековую чушь про Конец Света? От тебя шарахаются приличные люди. Ты бы мог...

- Шарахаются те, кто в принципе не способен к... Назовём, это хотя бы инициацией. Тебя же зацепило. Значит, подход работает.

- А что делать с остальными, не способными?

- Вариантов много. Вплоть до тех, что уже успешно опробованы поколениями наших предков. Толщина культурного слоя, возделанного ими, поражает воображение. И содержит он не один только мусор. Покопаться — там такое можно найти!

- Новый ГУЛАГ?

- А чего он тебя так пугает? Ты был там?

- Как-то мерзко, что ли. Или нет... Мелко. Мы вроде бы как носители истины, «суперпиплы», в некотором роде, а сами занимаемся погребением жертв чумы, допросами и пытками, строительством казарм. Солдаты — это что, вершина мироздания?

- Придумай что-нибудь своё. Попадёшь в историю.

- И придумаю!

Вообще, всё становится на свои места, когда Космос разговаривает с тобой с глазу на глаз, откровенно и без посредников.

Стас выбрался из метро наверх и остолбенел: на улице стоял глубокий вечер. Чёрное небо над головой, слепящие фонари. Он же выходил из дома никак не позже десяти утра. Что за чёрт! Неужели мысли так увлекли его, что он провёл целый день под землёй, даже не понимая, где находится? А, собственно, почему это кажется ему странным? Или, тем более, не приемлемым? Он же не век в подземке провёл, а всего лишь день.

Он отбросил все эти вздорные придирки себя к себе и зашагал по направлению к офису. Пять минут по заснеженной тропинке, через парк с уснувшими на зиму клёнами.

Охранник пропустил его без вопросов, едва ознакомившись с пропуском, но на втором этаже, уже войдя в просторный зал с множеством компьютеризированных ячеек для работы, Стас замер вторично, поразившись своей рассеянности. Ну да, здесь никого не было. И свет горел лишь дежурный. А чего он ожидал? Идиот! Но тогда зачем же он шёл сюда? За зарплатой в дешёвом бумажном конвертике? Да не может этого быть! Для того, чтобы кинуть начальству парочку подхалимских комплиментов в надежде на повышение? Чушь! Он здесь один и в такое неподобающее время, чтобы отправить им послание. «Мессидж», как сейчас модно говорить в деловых кругах.

Постоянного рабочего места у Стаса здесь не было — ведь он сидел «на удалёнке». Были терминалы общего пользования для таких же, как он. Были кабинеты высоких начальников, которым не полагалось отсутствовать в рабочие часы. Столовая с кофе-машиной и автоматом для выдачи чипсов. Конференц-зал на двести посадочных мест с проектором. Десяток комнат за стеклянными дверями для проведения краткосрочных рабочих совещаний.

Стас зашёл в кабинет своего непосредственного босса. Впервые без робкого стука. Взял листок бумаги и зелёный фломастер и написал крупными печатными буквами:

«ЧАС ПРОБИЛ. ТРЕПЕЩИТЕ, ПРИДУРКИ»

Положив этот «мессидж» на стол он вышел обратно в коридор, но потом, спохватившись, вернулся и уронил огромный плоский монитор на пол, убедившись, что ему причинён необратимый ущерб. Довольный первыми результатами, сорвал со стены портрет Президента и с удовольствием помочился на него. Потом он прошёлся быстрым шагом по тропинке вдоль рабочих мест, роняя на своем пути всё, что попадалось под руку. У стенда первой пожарной помощи разбил стекло, вытащил топор и порубил им на мелкие куски массивный принтер — чудо японских технологий. Досталось и помещению безропотной столовой.

Когда разрушать больше стало нечего, Стас прикрепил свой, не нужный более, пропуск на стену в развёрнутом виде, использовав в качестве клея жвачку. Такие дела не делаются анонимно или с опасливой оглядкой.

На проходной он остановился возле охранника.

- Брателло, - сказал он. - Мне кажется, на втором этаже какой-то не совсем обычный порядок вещей.

- Что ты имеешь в виду?

- Мебель переставлена.

- А, это! Так вроде переставляли.

- Ну, ладно. Просто я давно здесь не был. Пока.

Свежий морозный воздух вдыхался лёгко и радостно. Как после первого свидания. Домой Стас добрался уже без всяких размышлений, а потому — за нормальный промежуток времени.

В лифте с ним опять оказалась та же женщина, что и тогда. И, кажется, с теми же самыми пакетами из супермаркета.

«Вот же привязалась! - злобно подумал Стас, но потом его окатила свежая струя мыслей. - Это моё подсознание шутит шутки надо мной. Издевается. Нужно с этим беспределом кончать. И немедленно».

Он посмотрел на женщину, как мартовский кот в человечьем облике. Или наоборот.

- Поиграем?

Пальцем ткнул кнопку «Стоп». Распахнув пальто, стал развязывать на пижаме тесёмки. Женщина истерично завизжала.

- Чо ты орёшь, дура? - успел рявкнуть Стас, но в следующий момент получил в глаза струёй из газового баллончика и носком острой туфли в пах.

11

Шабанов не любил людей. Общение с ними вызывало у него досаду и скуку, а собственная принадлежность к человеческому роду — жгучий стыд. Причины тому были банальны, не совсем обычной была лишь реакция на них. Он пытался справиться со своей мизантропией, уйдя добровольцем на войну, но и там не сыскал желанного покоя. Чужая смерть не приносила ни боли, ни радости, а своя шарахалась от него, будто боясь заразиться. На гражданке его без раздумий прибрали к рукам «органы», ориентируясь на безупречный послужной список, стойкий характер и отсутствие квалификации для мирного труда.

Так он стал следователем.

Звёзд с неба на погоны не хватал, скрупулезно вёл дела, от явных висяков не отказывался, начальству не перечил. То есть по всем показателям являлся типичной рабочей лошадкой — таких берегут и держат возле себя, не позволяя упорхнуть к вершинам иерархии. С коллегами вёл себя ровно, не подпуская ближе проведённой им самим черты, однако многие почему-то считали себя его друзьями. С подчинёнными не церемонился. Слыл в уголовной среде компетентным и опасным, могущим ради озорства довести дело до суда и решётки без скидок на лица. Убрать его пытались только один раз, после чего решили, что себе дороже связываться с непредсказуемым, лишённым страха человеком.

Покойников, как ни странно, Шабанов тоже не любил — они доставляли ему массу хлопот в виде бумажной канители: протоколов, рапортов и прочей бюрократии. Хоровод свидетелей, патологоанатомов, зевак, криминалистов, безутешных родственников действовал ему на нервы. Деваться от них было совершенно некуда, а бросить работу означало скатиться в кювет бытия. Так он и плыл по течению серых будней, пока не случилось с ним одно интересное событие, покончившее с душевными метаниями.

Погряз он по уши в очередном убийстве. Не в том смысле, что улик не хватало, или желания дойти до финиша, а попался ему подозреваемый, которого он не желал отдавать на растерзание отечественной Фемиде. Парень замочил четверых своих врагов. Действовал хладнокровно, продуманно и осознанно, хотя и не профессионально. Другого выбора судьба ему не оставила. Вопрос стоял так: либо они, либо он. Ему корячилось пожизненное, но такой расклад почему-то не устраивал Шабанова. Сплошь и рядом ему попадались дела, где виновный оказывался недосягаемым, и с невозможностью его наказать приходилось мириться, а тут как бы всё получалось навыворот — преступника никто не отмажет, но видеть его на скамье подсудимых кажется не логичным и противоестественным. И тогда Шабанов озарился идеей примерить на себя судейские одежды. Причём, сделать это он додумался, сведя вместе два противоположных конца. Сложить плюс и минус, чтобы в результате получился ноль.