Николай Томан - Говорит космос!..

— В том случае, конечно, если за этим последует пауза, по длительности которой можно будет определить продолжительность передачи сигнала. Боюсь, что это может оказаться не таким уж простым делом, — с невольным вздохом произносит Галина, всматриваясь в змеящуюся линию на экране осциллографа.

Костров задумчиво смотрит на русоволосого, голубоглазого Рогова. Нравится ему этот юноша, простой, трудолюбивый, неутомимый. Сутками без отдыха может он дежурить в аппаратной, наивно опасаясь, что стоит только ему хоть на секунду отойти от осциллографа, как придет именно тот сигнал, с помощью которого тотчас же будет разгадана тайна космической радиопередачи…

— Ну, а что там у наших коллег? — спрашивает Галину Костров, имея в виду группу Климова.

— Срочно осваивают новую антенну. Возлагают на нее большие надежды. Басов все торопит их, боится, что, пока они будут осваивать новую технику, американцы смогут наладить двустороннюю связь с альфой Кобры.

— А у американцев как?

— Их тоже лихорадит.

— По поводу интервью Басова шумят еще?

— Шумят, но сенсация эта заметно выдыхается. Вечером к Кострову заходит Басов. (Все эти дни он вел себя так, будто между ними ничего не произошло.) Интересуется, как идут дела. Алексей без особого энтузиазма рассказывает ему о том, что достигнуто и на что он надеется. Чувствуется, однако, что Басова все это не очень вдохновляет.

— В общем, история, значит, довольно длинная. Не на один месяц, во всяком случае, — не скрывая разочарования, заключает он. — А ведь о нас черт знает что за границей пишут. Нужно, значит, поторапливаться. Все надежды возлагаю теперь только на альфу Кобры. Думаю, что с помощью нового телескопа нам удастся основательно «прослушать» ее. Так что уж ты не обижайся, что я тебе не смогу большого внимания уделять. У нас теперь как на фронте: все внимание в направлении главного удара. А главный удар мы нанесем по альфе Кобры.

И он торопливо уходит в сторону радиотелескопа Климова.

В последнее время все чаще навещает группу Кострова комендант Пархомчук.

— Вы на меня не обижайтесь, что я не сдержал обещания, смущенно говорит он Кострову.

— Какого обещания? — не понимает Костров.

— А насчет «терний и звезд».

— Пэр аспэра ад астра, — смеясь, поясняет Галина. — Это он хотел такую клумбу перед нашей антенной разбить.

— Вот именно, — виновато улыбается Пархомчук. — Велено вообще латынью больше не баловаться.

— Это в связи с оставлением надежды всяким, посягающим на нашу служебную машину? — усмехается Костров.

— Да, из-за этого самого «Ляшьятэ оньи спэранца…» — угрюмо кивает комендант. — Это, конечно, не совсем латынь, но я и чистокровную латынь знаю. Не легко мне, однако. Не в силах я за сменой лидеров Михаила Ивановича поспевать. Никогда не знаешь, на кого ориентироваться. На вас-то я по личному, сердечному, так сказать, влечению, невзирая на указания начальства. А вот другие мне не всегда ясны.

…Последний день перед четырнадцатым июля тянется особенно долго. Костров места себе не находит. А ночью остается дежурить в аппаратной, хотя очередь Рогова. Не обращая внимания на протесты Сергея, он занимает свой пост.

Тонкий электронный лучик вот уже несколько часов подряд однообразно вычерчивает на экране осциллографа все одну и ту же зубчатую линию.

Устав наблюдать за нею, Алексей выходит к радиотелескопу. Долго стоит под его огромной параболической чашей. Небо над его головой сияет всеми драгоценностями летних созвездий. В южной стороне красуется «треугольник», образованный Денебом, Вегой и Альтаиром. Выше их — Геркулес. А оранжевый Арктур уже склоняется к закату. Восходят на востоке звезды Пегаса и Андромеды. А вот и Фоцис — еле заметная желтая песчинка. Он не спеша взбирается к зениту. Неотступно следует за ним рефлектор радиотелескопа, процеживая его радиоизлучения сквозь гигантское сито своего ажурного зеркала.

Величественный вид звездного неба успокаивает Алексея. Он долго смотрит, запрокинув голову, и вдруг чувствует, как кто-то осторожно дотрагивается до его плеча.

Он не вздрагивает и не оборачивается, хотя прикосновение это неожиданно для него.

«Галина…» — проносится в его сознании.

Да, это Галина. Черноволосая, смуглая, в темном платье, она почти не видна в ночной тьме, но Алексей ощущает ее близость всем своим существом и с трудом сдерживает желание порывисто повернуться к ней.

— Это я, Алексей Дмитриевич, — слышит он ее тихий голос. — Не напугала я вас?

— Нет, Галя, не напугали…

Ему хочется добавить еще, что он готов теперь стоять тут всю ночь, лишь бы чувствовать на своем плече ее маленькую руку. Но ой не говорит больше ни слова и не шевелится, опасаясь, что Галина может уйти так же неожиданно, как и пришла.

Минута за минутой проходит в молчании, а Алексей все никак не может придумать, что бы такое сказать Галине. Да ему и не хочется говорить, он стоял бы так хоть целую вечность, прислонившись к холодной металлической опоре антенны, ощущая у своего плеча теплое плечо Галины. Но ему кажется, что, если он не заговорит, она обидится.

Молчание, однако, нарушает сама Галина.

— Мы с вами ни разу еще не говорили ни о чем, кроме астрономии, — задумчиво, будто размышляя вслух, произносит она. — Почему это, Алексей Дмитриевич?

— Потому, наверное, что со мной неинтересно говорить о чем-либо ином, — угрюмым голосом отзывается Алексей. — Что, собственно, может интересовать вас в моей персоне?

— Все! — тихо говорит Галина. — Мне интересно знать, что вы любите, кроме науки, о чем мечтаете?

— Поверьте, Галя, — вздыхает Алексей, — все это ужасно скучно.

— Ну, если личная ваша жизнь такая уж тайна, не буду вас больше беспокоить.

И Галина отодвигается от него, намереваясь уйти, но Алексей с неожиданной для себя порывистостью поворачивается к ней и крепко хватает ее за руки.

— Куда же вы?.. Я вам правду сказал. Никаких тайн в моей личной жизни нет. И если она представляет для вас хоть какой-то интерес, извольте… — Он вдруг замечает, что говорит слишком взволнованно, и, стараясь скрыть свое смущение, продолжает уже в ироническом тоне: — Начнем, пожалуй, с кое-каких анкетных данных. Год рождения вы уже знаете, так как присутствовали на моем «юбилее» и даже произносили по этому поводу какую-то речь. Через некоторое время после рождения окончил я среднюю школу. Затем институт. Работа в одной из обсерваторий, аспирантура, кандидатская степень. Специализация в области радиоастрономии в Бюраканской астрофизической, потом в Пулкове. И наконец здесь, под руководством небезызвестного вам товарища Басова. На вопрос о семейном положении отвечу самым лаконичным образом: холост. Вот и все. Как видите, сплошная проза.