Дмитрий Щербинин - Облака

Сами же псы были довольно большие - один густо-коричневого цвета, и самка - цвета старого золота.

Они остановились и залаяли - лишь несколько раз гавкнули - степенно, спокойно, как государи, отдающие своим поданным приказания и уверенные, что эти приказания будут исполнены.

Так оно и вышло: дог замер, а Джой, повинуясь эту мудрому, спокойному лаю разжал челюсти, упал на траву. Тут же, впрочем, он вскочил и бросился к своему маленькому другу, встал над ним гордо задрав голову: знайте, - мол, может, вы и лесные короли, однако никому не позволю обижать своего друга.

Томаса никто больше и не собирались обижать. Подошли эти два пса с мудрыми и добрыми, почти человеческими глазами. Обнюхали сначала Джоя, потом Томаса - в знак примирения махнули хвостами. Подошел Дог и также вильнул хвостом - вот и все обида была забыта, а котенок, раз уж за него так отважно заступился Джой, был принят, как свой.

И вот завязался собачий, основанный на тончайших проявлениях чувства, разговор. Они виляли хвостами, они перебирали лапами - издавали всевозможные звуки.

Повелитель лесной предлагал Джою погостить, однако, песик уверял, что его ждут неотложные дела. Король же убеждал, что надо им подкрепиться - этот аргумент, да кряканье уток, решили дело - Джой согласился.

Томас выразил сомнение, но, бросив взгляд на птичью стаю, также утвердительно мяукнул.

И вот пошли они вдоль озерного берега. Впереди, словно царственная чета, ступали двое мудроглазых пса; за ними, бок о бок, похожий на лисичку Джой и, ставший в солнечном водопаде совершенно пепельным Томас; позади них вышагивал дог, и подобен он был охраннику, сопровождавшему знатное семейство.

Они прошли по старому, перекосившемуся мостику над нежно-говорливым ручейком, и там берег откинулся большой поляной, посреди которой высился огромный дуб. Ветви его, подобные великанским ручищам, подобные широким зеленым молниям, повисли над травами. Казалось, что исполину этому было тесно, среди своих братьев и сестер, вот и вырвался он от них - распахнул во всю волю свои длиннющие руки-ветви под солнцем, да и цвел, взметался год от года все выше да могучее. Ствол покрывали наросты, которые придавали ему только большей величавости и загадочности.

Однако у этого вольного великана побывал некогда человек. Кто ж еще мог приставить деревянную лестницу, да устроить на нижних ветвях дощатый настил? Однако и лестница и настил были древними, потемневшими уже от лет, покрывшиеся мхом, да и ставшие уже словно частью самого дуба.

Когда процессия выбежала на поляну, дог несколько раз глухо пролаял, словно возвещая:

"Подданные! Ваш король и королева вернулись с прогулки да не одни, а с гостями!"

И подданные выбежали. Их было не менее двух дюжин псов. В основном то были беспородные, но была среди них и овчарка, и два пуделя, и упомянутый уже дог.

Они грелись где-то в траве и вот уже стояли нестройную толпою, в изумлении разглядывая котенка. А Томас, бесстрашно задрал хвост трубою, и, в свою очередь, разглядывал их.

Король и королева (да назовем так двух мудрых псов) подошли к маленькому котенку, вильнули возле него хвостами - что ж - дело было решено - раз так того хотели повелители, котенок был гостем принят в лесную стаю.

Поглазев немного на невиданного гостя, собаки разошлись по своим местам. Король же, радушно, словно бы в извинение за грубость дога, сам вызвался показать Джою и котенку свое маленькое королевство и угостить их.

Сначала он провел их к стволу дуба и там, между корнями, открылось большое дупло - в этой древесной пещерке лежала сухая трава, а так же дремал старенький пес.

После король провел их к мшистой лестнице, ведущий на подстил - эта основательная лестница вела под углом и собаки легко могли подниматься. На подстиле дремали, а также кувыркались щенки - следила за ними колли, которой - нацепи на нос очки - выйдет старушка-воспитательница. Щенята радостно повизгивали, а когда увидели такую диковинную игрушку, как котенок, пришли в такой восторг, что залили всю поляну своим визгом.

Наконец, пришло время угощенья. Король повел их к оврагу. Там в стене, под тенью павшего ствола, крылся вход в пещерку. У входа лежал, свернувшись клубком, бульдог - увидев своего повелителя, он отошел в сторону да и выпучил глазищи на Томаса...

В пещерке было прохладно, отчего лежащие на полу птичьи и заячьи тушки не портились по несколько дней - как раз на сколько был рассчитан этот запас предназначенный для щенков, и немощных псов.

Король благодушно перекинул Джою заячью тушку, ну а Томасу досталось тельце какой-то птахи.

Отобедав, разомлев - двое странников пришли в благодушное настроение, и не знали, как отблагодарить короля - Джой усиленно вилял хвостом, ну а Томас, потягиваясь, мурлыкал...

Да... от всего своего, почти человечьего сердца, хотел собачий король угостить своих гостей. А тушки, которые он им выделил были самые свежие. Желудок Томаса, хоть и в первый раз, спокойно принял сырое мясо. А вот желудок Джоя взбунтовался!

Песик почувствовал сильное недомогание и, без устали вертящийся до того хвост, теперь сник, а сам он стоял, глядел своими печальными глазами и тяжело дышал.

Что ж - хорошо хоть то, что отведал он сырого мяса в окружении друзей, которые могли за ним позаботится... Он, все же, вышел из пещерки, но тут, к великому сожалению короля, заскулил, и не мог уже дальше никуда идти.

А король остановился над ним и взором своим молвил:

"Уж извини - не знал, что ты такой неженка. Ну, ничего страшного - мы тебя излечим, и ты привыкнешь к нашей пище!"

"Придется задержаться..." - угрюмо мотнул хвостом рыжий песик.

"Ничего страшного - ты только получше лес узнаешь".

Джою ничего не оставалось, кроме как согласиться.

* * *

"17 октября.

Пишет Дима. Да, не смотря на все то, что пережил я за эти месяцы, я, кажется, остался прежним... Снаружи то все покрылось коркой боли, а внутри то - внутри погребенный под этой коркой, словно в темнице - прежний я, Дима.

Все чаще стал задаваться такими неразрешимыми вопросами - что такое жизнь и, вообще, зачем она...

Наш боевой отряд сегодня, как и целую вечность, делал что-то мерзкое, в этой ненавидящей нас горной стране. Целый день беготня среди развалин кругом трескотня выстрелов - сколько трупов с сожженными лицами - плачь голодных детей из подвалов. Но самое страшное: страшнее трупов, страшнее, даже детского плача - это лица людей которые меня окружают. Это же мертвые лица! Меня окружают мертвые безумцы! Они сосредоточенны до крови из носа, но внутри то у них происходит постоянный надлом.

Из них темная, отчаянная мгла исходит и - лучше смотреть на развалины, чем на эти растворившиеся в войне лица...