Леонид Пузин - Рассказы (сборник)

На Надежду Васильевну вдруг повеяло запредельным ужасом — ей показалось, что знакомый мир, пошатнувшись до основания, вот-вот обрушится, похоронив под обломками всё, так и не состоявшееся, человечество.

Вскочив со стула, учительница бросилась к зеркалу и отшатнулась, на миг увидев дряхлую седую старуху. Нет! Даже враз постарев на десять лет, она не станет такой развалиной! Ведь то, что отразило зеркало… куда там Анне Степановне! Которая выглядит на семьдесят, хотя по паспорту ей сейчас сорок восемь. Нет! В амальгированном стекле мелькнула, как минимум, девяностолетняя баба-яга! И?.. если её сердце совершит наконец-то тяжёлый выбор… то? Она превратится не в тридцати восьми и даже не в сорокатрёхлетнюю женщину, а в кошмарную столетнюю долгожительницу? Увидев которую, её вернувшийся Ванечка в ужасе бросится прочь? Не может быть! Чтобы награда за ожидание была столь страшной… нет! Десять лет — да. На это она согласна. Но чтобы разом превратиться в столетнюю ведьму… этого не может быть! Не может?.. А почему тогда вот уже четыре года, с того момента, когда в мае сорок девятого внутренний голос ей подсказал, каким образом можно вернуть Ивана, сердце так и не сделало окончательного выбора? Притом, что увидеть своего пропавшего мужа она жаждет больше всего на свете? Ведь не жалких же семи, восьми… десяти лет всё это время боялось сердце?

Надежда Васильевна провела по глазам тыльной стороной ладони — кошмарное наваждение исчезло. Из зеркала на неё смотрело усталое, испуганное, но по-прежнему молодое лицо тридцатитрёхлетней женщины — её лицо. Которое и в тридцать восемь, и в сорок три всё ещё будет чертовски привлекательным и очень желанным!

Справившись с приступом неземного ужаса, Надежда Васильевна вернулась к окну, но на стул садиться не стала, а, опершись локтями на подоконник, выглянула наружу. Через дорогу, под цветущей неподалёку от угла жёлтого двухэтажного здания черёмухой, нестареющая мама что-то выговаривала своей не взрослеющей дочери — Леночке Долгопятовой, которая вот уже в седьмой раз с отличием заканчивала четвёртый класс. А её мама, Авдотья Долгопятова, семь лет назад получив похоронку на мужа Фёдора, всё ещё не верила в его гибель и продолжала ждать…

И тут, при виде нестареющей мамы и её не взрослеющей дочери, у Надежды Васильевны случилось второе за сегодняшний майский вечер озарение: конечно! Если идущая в нигде война, пожирая мужчин, превращает женщин в жалкие нестареющие тени, то только им, признанным и непризнанным вдовам, по силам разорвать этот порочный круг! Каждой женщине стоит лишь пожелать! Но пожелать от всего сердца — полностью забыв о себе! И если пожелают все женщины…

…но, прежде чем пожелают все женщины, должна быть одна… первая… решившаяся… а кто, спрашивается, вот уже четыре года назад понял, что возвращение любимого мужа зависит только от тебя?! И кто постыдно медлил все эти четыре года? Ах, страшно? Боишься превратиться в столетнюю бабу-ягу? Ну, что же — в таком случае жди… Пока не закончится эта бесконечная война. Жди — нестареющей тенью самой себя…

Сердце Надежды Васильевны вдруг наполнилось ликующим светом, рванулось ввысь и сделало окончательный, единственно верный выбор.

И когда из репродуктора зазвучал голос Левитана, передающий вечернюю сводку информбюро, женщина не удивилась, услышав:

"…особенно отличились сталинские соколы. Так, лётчик-истребитель гвардии майор Иван Окладников, в неравном бою сбив пять самолётов врага…"

С радостно бьющимся сердцем дослушав сводку, Надежда Васильевна зажгла свет и медленно повернулась к зеркалу.

Февраль — март 2006

Двойное Зрение

("Порог", N 5, 2007 г.)

Первыми закрыли лица бойцы спецназа. Затем — мусульманские женщины. После чего не прошло и двадцати лет, как Государственная Дума приняла закон об обязательном ношении лицевых платков в общественных местах и ввела в Уголовный Кодекс статью тринадцать прим, предусматривающую ответственность за нарушение вышепоименованного закона. По этой статье люди, замеченные в общественных местах с голыми лицами, могли быть приговорены к наказанию сроком до пяти лет лишения свободы, как виновные в злостном нарушении общественной нравственности.

Впрочем, ко времени принятия закона только экстремальный мазохист или психически больной человек рискнул бы выйти на улицу с незакрытым лицом. Ибо за семь лет до эпохального, резко оздоровившего нравственный климат России постановления Государственной Думы сначала в провинциальных городах, а затем в Петербурге и Москве широко распространилось молодёжное общественное движение "Стражи Чести", радикальное крыло которого образовало "Гусарский Эскадрон". И горе было попасться в руки юных блюстителей нравственности с "голой мордой": в лучшем случае легкомысленного гражданина жестоко избивали, превращая его бесстыже обнажённое лицо в сплошной синяк, а в худшем — могли облить кислотой. Правда, если при этом страдали глаза, то чересчур рьяного борца за возрождение исконной российской нравственности могли привлечь к ответственности за превышение меры необходимой социальной защиты. Однако максимально полагающиеся по этой статье три года тюрьмы не производили особого впечатления на бойцов "Гусарского Эскадрона" — тем более, что их осуждали, как правило, условно. Только в тех нечастых случаях, когда оказывались выжженными оба глаза гнусного эксгибициониста, превысивший необходимую меру социальной защиты мог реально попасть за решётку на год, а то даже и два.

Словом, когда Государственная Дума проголосовала за новый закон и в Уголовный Кодекс была внесена соответствующая статья — судить по ней оказалось некого: благоразумные россияне уже давно занавесили лица. Лидеры общественного движения "Стражи Чести" начали подумывать о том, что обнажённые кисти рук с десятью бесстыже торчащими пальцами являются верхом неприличия, и их необходимо упрятать в перчатки, но в Думе этот законопроект был встречен без особого энтузиазма: во многих отраслях производства в перчатках работать не слишком удобно и, значит, потребуются исключения. А всем известно, стоит из закона что-то исключить — весь закон превращается в фикцию.

Спасли положение, в очередной раз напомнив россиянам, что Враг не дремлет, опять-таки "Гусарские Эскадроны". И хотя связь между подростковыми бандами "срывателей платков" и движением "Стражи Чести" ни разу не была доказана ни одним судом — все знали откуда дует ветер.

Ниночка зябко ёжилась на углу Страстного бульвара и Тверской улицы — странноприимный дом вновь построенного на месте кинотеатра "Россия" Страстного монастыря открывался только в шесть часов утра, а сейчас было пять. Съеденный вечером пирожок с капустой давно переварился, в животе бурчало от голода, девушка собралась заплакать, и в этот момент послышался рёв мотоциклетных моторов. Испуганная Ниночка бросилась в подземный переход, где, по наивности, надеялась найти убежище, и просчиталась. Заметив юркнувшую вниз фигурку, сроднившиеся с мотоциклами подростки без колебаний помчались по пологой широкой лестнице — вслед убегающей преступницы. Конечно — преступницы! Ибо первым настигший Ниночку пятнадцатилетний Петька-Живоглот ловко сорвал с неё лицевой платок, оставив девушку "с голой мордой".