Александр Громов - Защита и опора

Ему не раз приходило в голову, что вот так-то Плоскость и производит первичный отсев. Тот, кто не дотерпел, не дождался помощи, не поверил надписи на камне, пускается в путь — наудачу и, конечно, с понятными последствиями. Тот, кто сидит до последнего, имеет хороший шанс. Плоскость терпеть не может взбрыкивающих от нетерпения рысаков-двухлеток, ей нужны упорно-терпеливые битюги. Их она тоже не слишком жалует, но хотя бы позволяет жить.

Издалека было видно, что приметный камень на месте; чуть ближе начала различаться надпись «Сиди здесь…». И никого вокруг.

Обычное дело. Если бы точка выброса аккуратно срабатывала каждую неделю, на Плоскости давно возник бы «демографический кризис» и, понятно, разрешился бы самым кровавым образом. Хорошо, что неведомые зловредные силы забрасывают сюда людей так редко. Плохо, что забрасывают без всякой системы, нерегулярно. Не вычислишь. Вечно ходи, вечно ищи попавших сюда несчастливцев. Сгинут ведь.

Можно было сразу заворачивать оглобли. Почему Фома дошел до камня с надписью, он сам себе не мог толком объяснить.

Бутылки с водой, оставленной у камня для вновь прибывших бедолаг, не было!

Она не могла рассыпаться, хотя и была эфемерной — Фома помнил, что выспал ее совсем недавно. Много ли весу в пустой пластиковой посудинке? Граммы. Ну, десятки граммов в худшем случае. Такая вещь будет служить не один год и раньше придет в негодность естественным путем, чем распадется в пыль. А наполнявшая бутылку вода, разумеется, была настоящей, она не в счет.

Он зашнырял вокруг, пригибаясь, как ищейка. Сделал вокруг камня большой круг, затем еще больший. Несколько раз подбрасывал в мутный воздух горсть песка, не обнаружив в итоге ни одной отрицательной гравитационной аномалии. Ловушки и подлянки постоянно кочуют, это верно, но обычно они ползут с черепашьей скоростью, а не бегают. Бутылка не могла улететь сама. Не-ет, ее кто-то унес… Кто?

Дурень, который не дождался, несмотря на предупреждение на русском и английском?

Скорее всего. Вот взял да и не поверил писаному. А то и вовсе не знал английского, не говоря уже о русском. Мало ли людей обитает на планете Земля, мало ли живет в глухомани, где чужие языки без надобности.

А еще через минуту он заметил след.

Сравнил со своим — не то. След был на два размера больше, с грубой рубчатой подошвой.

Для очистки совести Фома еще раз обошел местность в радиусе ста шагов, тщательнейшим образом вглядываясь в почву. Ничего не нашлось, да и не могло найтись. Стоит подуть ветерку, и тонкий сухой песок мигом скроет любую ямку. Кое-где песка не было, но там тупо и безмолвно каменели плоские скальные выходы.

Забравшись на ближайшую дюну, он медленно и тщательно обозрел пространство вокруг, насколько позволяла дымка. Ничего… Достал из рюкзачка маленький четырехкратный бинокль — выспанный, конечно, эфемерный, но исправно действующий. Опять ничего… Чувствуя себя полным идиотом, покричал, поаукал. Ответа, естественно, не было.

Человека тоже.

Вновь прибывший, конечно. Вот дурень-то, прости Господи… Куда его понесло? Вряд ли еще жив… но всякие бывают чудеса.

Фома постарался припомнить, как давно он был здесь в последний раз. Пожалуй, тому суток десять — двенадцать в пересчете на земное время. Нормальный временной промежуток между посещениями одной точки. Раньше никак не успеть, если не халтурить, а аккуратно, по очереди посещать все оазисы и все точки выброса. Попавший сюда «гость» теоретически может продержаться десять суток на одной двухлитровой бутылке воды, которая ему оставлена феодалом. Пусть вода и тухлая, но — вода.

Плоскость не Сахара и не Аравия, здесь все-таки прохладнее и нет палящего солнца. Надпись на камне не врет: можно выжить, дождаться помощи и осесть в свободном оазисе. Терпеливый и хладнокровный имеет все шансы на жизнь.

С вершины дюны Фома тщетно попытался понять, куда мог двинуться «гость». С каждым годом ему все труднее давались попытки поставить себя на место новичка. Странные они. Паникуют, мечутся, сходят с ума. Это от зазнайства, от въевшейся с детства вредной привычки считать хомо сапиенса венцом творения и царем природы. У них не укладывается в уме, что по вселенским масштабам они — микробы, в лучшем случае, букашки. А разве букашка удивляется, если порыв ветра сдует ее с былинки и бросит на асфальт?

«Ей нечем удивляться — мозгов нет», — возразят многие. Ну и что? Букашка устроена очень рационально, зачем ей ненужная рефлексия? Она знает свое место, и порывы ветра для нее в порядке вещей. Букашка поползет по асфальту к обочине шоссе и доползет, если не угодит под колесо машины. Букашка-насекомое твердо знает, что делать. Почему же это невдомек букашке-человеку? Почему он не желает примириться с реальностью?

Ведь Плоскость реальна. И ловушки ее реальны. И оазисы. И даже эфемерные, выспанные вещи реальны, пока не истек срок их существования. Их можно потрогать. Ими можно пользоваться. Так почему разум, которым наделен человек, борется с элементарным инстинктом самосохранения? Эй вы, напыщенные гордецы, много ли дал вам ваш разум? Ничего он не дал, кроме ненужного вопля: «Не хочу-у! Это несправедливо! Почему я?!»

А почему не ты, собственно? Только потому, что сам себя объявил царем природы? Ну-ну, поцарствуй…

И с какой стати ты решил, что у Вселенной есть какое-то понятия о справедливости? У нее есть только законы, да и те, как выяснилось, кое-где нарушаются с дивным постоянством. Вдруг выяснилось, что Вселенная — это не только мир звезд, планет и туманностей. Ну и что? Она может быть какой угодно, это ее право.

Хочешь жить — прими Плоскость как данность и учись существовать на ней. У бушмена Нсуэ это получалось лучше, чем получается у цивилизованного европейца или американца с брюшком, одышкой и непомерными амбициями. Бушмен хотел малого: воссоединиться с родным племенем хейкум, а на Плоскости или в Калахари — не так уж важно.

Но и бушмен не получил той малости, что желал.

Так чего же хочешь ты? Изменить реальность одним желанием? Ты не бог.

Оставить эту реальность как есть, а самому вернуться в более привычную? Уже лучше. Но сначала задай себе вопрос «как» и ответь на него. Почему-то до сих пор никому это не удавалось.

Ну и живи себе. Ощущай себя букашкой, никчемным созданием, но живи. Ищи смысл, если не в силах примириться с его видимым отсутствием. Изобретай способы вырваться отсюда, задыхайся во сне среди глупых рыб и мечтай всплыть. Исследуй мир, в котором живешь. Для этого существуй, старайся существовать как можно дольше и верь: ты не в могиле, ты только в тюрьме. А если ты сдался и позволил Плоскости убить тебя (а она сделает это с чрезвычайной непринужденностью), то ты никто, хуже букашки, и возиться с тобой не стоит.