Аркадий Стругацкий - Пикник на обочине

И ведь что удивительно: говорил я и всеми печенками верил в то, что говорю. И Зона наша, сука стервозная, убийца, во сто раз милее мне в этот момент была, чем все эти Европы и Африки. И ведь пьян еще не был, а просто представилось мне на мгновение, как я усталый с работы возвращаюсь в стаде таких же кретинов, как меня в ихнем метро давят со всех сторон, и все мне обрыдло, и ничего мне не хочется.

— А вы что скажете? — обращается востроносый к Эрнесту.

— У меня дело, — веско отвечает Эрни. — Я вам не сопляк какой-нибудь. Я все свои деньги в это дело вложил. Ко мне иной раз сам комендант заходит, генерал, не хрен собачий, чего же я отсюда поеду.

Господин Алоиз Макно принялся ему что-то втолковывать, но я его уже не слушал. Хлебнул я как следует из бокала, выгреб из кармана кучу мелочи, слез с табуретки и первым делом запустил музыкальный автомат на полную катушку. Есть там одна такая песенка — «Не возвращайся, если не уверен». Очень она на меня хорошо действует после Зоны. Ну, автомат, значит, гремит и завывает, а я забрал свой бокал и пошел в угол к «однорукому бандиту» старые счеты сводить. И полетело время, как птичка.

Просаживаю это я последний никель, и тут вваливаются под гостеприимные своды Гуталин и Дик. Гуталин уже на взводе, вращает белками и ищет, кому бы дать в рыло, а Ричард Нунан нежно держит его под руку и отвлекает анекдотами. Хороша парочка. Гуталин здоровенный, черный, курчавый, руки до колен, а Дик маленький, плотненький, розовенький весь, благостный, что твой священник.

— А! — кричит Дик, увидев меня. — Вот и Рэд здесь. Иди к нам, Рэд!

— Правильно! — рычит Гуталин. — Во всем городе есть только два человека — Рэд и я. Все остальные свиньи, дети сатаны. Рэд тоже служит сатане, но он все-таки человек.

Я подхожу к ним, Гуталин сгребает меня за куртку, сажает за столик и говорит:

— Садись, Рэд, садись, слуга сатаны. Люблю тебя. Поплачем о грехах человеческих. Горько восплачем!

— Восплачем, — говорю. — Глотнем слез греха.

— Ибо грядет день! — возвещает Гуталин. — Уже взнуздан конь бледный, и уже вложил ногу в стремя всадник его. И тщетны молитвы продавшихся сатане. И спасутся только ополчившиеся на него. Вы, дети человеческие, сатаной прельщенные, сатанинскими игрушками играющие, сатанинских сокровищ взалкавшие, вам говорю: слепые! Опомнитесь, сволочи, пока не поздно! Растопчите дьявольские бирюльки! — Тут он вдруг замолчал, словно забыл, как будет дальше. — А выпить здесь дадут? — спросил он уже другим голосом. — Знаешь, Рэд, меня опять с работы выгнали. Агитатор, говорят. Я им объясняю: «Опомнитесь, сами, слепые, в пропасть валитесь и других слепцов за собой тянете». Смеются. Ну, дал я управляющему по харе и ушел. Посадят теперь.

Подошел Дик, поставил на стол бутылку, расставил бокалы.

— Сегодня я плачу! — крикнул я Эрнесту. Дик на меня скосился.

— Все законно, — говорю. — Премию будем пропивать.

— Ходили в Зону? — Дик спрашивает. — Что вынесли?

— Полную «пустышку», — говорю я. — И полные штаны вдобавок. Ты разливать будешь или нет?

— «Пустышку»! — гудит Гуталин горестно. — За какую то «пустышку» жизнью своей рисковал. Жив остался, но в мир принес еще одно дьявольское изделие… А как ты можешь знать, сколько горя и греха…

— Засохни, Гуталин, — сказал я строго. — Пей и веселись, что я живой вернулся. За удачу, ребята!

Хорошо пошло за удачу. Гуталин совсем скис — сидит, плачет. Ничего, я его знаю, это у него первая стадия такая — обливаться слезами и проповедовать, что Зона, мол, — это соблазн, выносить из нее ничего нельзя, а что вынесли — вернуть обратно и жить так. будто ее вовсе нет. Дьяволу, мол, дьяволово. Ничего, он еще разойдется. Дик меня спрашивает:

— Что это такое — полная «пустышка»? Просто «пустышку» я знаю, а вот что такое полная? Первый раз слышу.

Я ему объяснил. Он головой покачал, языком поцокал.

— Да, — говорит, — это интересно. Это, — говорит, — что-то новенькое. А с кем ты ходил? С русским?

— Да, — отвечаю. — С Кириллом и с Тендером, знаешь, наш лаборант.

— Обгадились они там, наверное, — говорит.

— Ничего подобного. Очень прилично держались ребята. Особенно Кирилл. Прирожденный сталкер, — говорю. — Ему бы опыта побольше, торопливость с него эту детскую сбить, я бы с ним каждый день в Зону ходил.

— И каждую ночь? — спрашивает этак небрежно, а сам разливает.

— Ты это брось, — говорю. — Шутки шутками…

— Знаю, — говорит он. — Шутки шутками, а за такое и по морде можно схлопотать. Считай, что я тебе должен две плюхи…

— Кому две плюхи? — встрепенулся Гуталин. — Который здесь?

Схватили мы его за руки, посадили. Дик ему бокал придвинул, сигарету в зубы вставил и зажигалку поднес. А народу тем временем все прибавляется. Стойку уже облепили, многие столики заняты, Эрнест своих девок кликнул, бегают, разносят кому что — кому пиво, кому коктейли, кому чистое. Я смотрю, в последнее время в городе много незнакомых появилось, все больше какие-то молокососы в пестрых шарфах. Я сказал об этом Дику. Дик мне кивает.

— Ну как же, — говорит. — Большое ведь строительство начинается. Институт три новых здания закладывает, Зону собираются стеной огородить, от кладбища до старого ранчо стена пройдет. Хорошие времена для сталкеров кончаются…

— А когда они у сталкеров были? — говорю. А сам думаю: вот тебе и на, что еще за новости? Значит, теперь не подработаешь. Ну что ж, может, это и к лучшему, меньше соблазна. Буду ходить в Зону днем, как порядочный, деньги, конечно, не те, но зато безопаснее — «галоша», спецкостюм, то-се, и на патрулей наплевать. Прожить можно и на зарплату, а выпивать буду на премиальные. И такая меня тоска взяла! Опять каждый грош считай, это можно себе позволить, это нельзя себе позволить. Гуте на любую тряпку копи, в бар не ходи, ступай в кино… Сижу я так. думаю, а Дик над ухом гудит:

— Вчера в гостинице, — говорит, — зашел я в бар принять ночной колпак, сидят какие-то новые, сразу они мне не понравились, подсаживается один ко мне и заводит разговор издалека, дает понять, что он меня знает, знает, кто я, где работаю, и намекает, что готов хорошо оплачивать разнообразные услуги…

— Шпик, — говорю я. Не очень мне интересно было это, шпиков я здесь навидался и разговоров насчет услуг наслышался.

— Нет, милый мой, не шпик, — Дик говорит. — Бери выше. Я немножко с ним побеседовал, осторожно, конечно, дурачка такого состроил. Его интересуют кое-какие предметы в Зоне, и при этом предметы серьезные: аккумуляторы, «зуда», «черные брызги» и прочая бижутерия ему не нужна. А на то, что ему нужно, он только намекал.