Дуглас Адамс - Автостопом по Галактике. Опять в путь (сборник)

Второе не-абсолютное число – это оговоренный час сбора приглашенных, который, как ныне известно, представляет собой одно из сложнейших математических понятий – реситуасексулузон, число, о котором с уверенностью можно сказать лишь одно – оно равно чему угодно, только не самому себе. Другими словами, оговоренный час сбора – это один-единственный момент времени, в который абсолютно невозможно появление любого из членов компании. В настоящее время реситуасексулузоны играют ключевую роль во многих отраслях математики, в том числе в статистике и бухгалтерии, а также являются элементами основных уравнений, управляющих генерацией ННП-поля.

Третий и самый загадочный образчик не-абсолютности кроется в соотношении между количеством включенных в счет блюд, стоимостью каждого блюда, числом людей за столом и суммой, которую каждый из них готов заплатить (количество людей, которые действительно прихватили с собой деньги – лишь субфеномен вышеуказанного поля).

Досадные раздоры, обычно начинающиеся на этом этапе, испокон веку оставались вне поля зрения науки просто потому, что никто не воспринимал их всерьез. Эти проблемы обычно относили на счет таких абстракций, как вежливость, грубость, скупость, задиристость, усталость, эмоциональность или поздний час. Причем наутро участники напрочь забывали о произошедшем. Разумеется, никто и не подвергал эти проблемы лабораторному анализу, поскольку в лабораториях такого не случалось – во всяком случае, в приличных, которым можно верить.

Только пришествие карманных компьютеров пролило свет на умопомрачительную истину. Вот она:

Числа, записываемые в счета на территории ресторанов, не подчиняются математическим законам, которые управляют числами, записываемыми на любых других листках бумаги в любых других уголках Вселенной.

Этот простой факт вызвал бурю в научном мире. Произошла настоящая революция. Хорошие рестораны стали ареной стольких математических конференций, что многие из лучших умов своего времени скончались от тучности и сердечных болезней, что отбросило теоретическую математику на много лет назад.

Однако постепенно люди начали осознавать смысл этого тезиса. Вначале он казался слишком голым, слишком безумным, слишком похожим на те, о которых человек с улицы сказал бы: «Ну как же, я и сам до этого давно уже додумался». Затем были изобретены словоформы типа «Интерактивно-субъективное моделирование», и все смогли вздохнуть спокойно и заняться делом.

Маленькие группки монахов, которые взяли за обычай болтаться около крупных научных институтов и петь странные псалмы во имя идеи, что Вселенная – лишь крупица ее собственного воображения, куда-то сгинули после того, как получили от правительства дотацию на организацию уличных представлений.

Глава 8

– При передвижении по космосу, знаете ли… – проговорил Слартибартфаст, возясь с оборудованием Зала информационных иллюзий, – … при передвижении по космосу… – Не договорив, он принялся озираться по сторонам.

После фантасмагорического балагана «основного вычислительного центра» Зал информационных иллюзий был настоящим отдохновением для глаз. В нем не было ничего. Ни информации, ни иллюзий – только они трое, белые стены да несколько мелких устройств, которые, по-видимому, следовало подключить к некой розетке. Ее-то и пытался найти Слартибартфаст.

– Ну и? – тревожно вопросил Артур. Он заразился у Слартибартфаста беспокойством, хоть и не понимал его причин.

– Что «ну и»? – поинтересовался старец.

– Вы начали говорить…

Слартибартфаст пронзительно взглянул на него и заявил:

– Числа – настоящий бич божий.

После чего возобновил розыски.

Артур мудро кивнул сам себе. Однако через некоторое время до него дошло, что он недалеко продвинулся и все же следует спросить: «Это в каком плане?»

– При передвижении по космосу, – повторил Слартибартфаст, – числа – настоящий бич божий.

Артур опять кивнул и умоляюще покосился на Форда, но тот репетировал мину униженного и оскорбленного – не без успеха.

– Я только, – продолжил Слартибартфаст со вздохом, – я только хотел упредить ваш вопрос и заранее пояснить, почему на моем корабле все вычисления производятся в блокноте официанта.

Артур наморщил лоб:

– А почему на вашем корабле все вычисления… – И прикусил язык.

Слартибартфаст сказал:

– Потому что при передвижении по космосу числа – настоящий бич божий. – Чувствуя, что собеседники все еще недоумевают, он снизошел до разъяснений: – Слушайте. У официанта в блокноте числа пляшут. Вы наверняка сталкивались с этим феноменом в жизни.

– Ну…

– У официанта в блокноте реальное и ирреальное вступают в противоборство на столь глубинном уровне, что одно переходит в другое и наоборот, благодаря чему возможно практически все при соблюдении определенных принципов.

– А что это за принципы?

– Сформулировать их невозможно, – сказал Слартибартфаст. – Собственно, невозможность их формулирования и есть один из самих этих принципов. Странно, но факт. По крайней мере мне это кажется странным, – добавил он, – а то, что это факт, я знаю по опыту.

Тут он обнаружил в стене искомое отверстие и с хрустом воткнул в него вилку прибора.

– Не пугайтесь, – сказал он и немедленно испуганно воззрился на прибор, – это…

Конца его фразы Форд с Артуром не услышали, ибо в этот момент корабль, в котором они находились, просто испарился. Из тьмы прямо на них вылетел, изрытая лазерный огонь, боевой звездокрейсер размером с небольшой промышленный город.

Слепящий свет, подобно цунами, захлестнул мрак и откатился, унося с собой большой кусок планеты, что висела прямо под их ногами.

Форд с Артуром так и обмерли, подавившись собственным воплем.

Глава 9

Другая планета, другой рассвет совсем другого дня.

Неслышно появилась узенькая серебряная каемка ранней зари.

Несколько биллионов триллионов тонн сверхразогретых, лопающихся ядер водорода медленно вознеслись над горизонтом, прикинувшись при этом маленькими, холодными и чуточку сырыми.

В каждом рассвете есть миг, когда свет не льется вниз, а парит, миг, когда возможно чудо. У всего мира перехватывает дыхание.

Этот миг пришел и миновал без происшествий, как и бывало обычно на Зете Прутивнобендзы.

Над болотами расстилался туман, обесцвечивая деревья, обращая высокие заросли осоки в сплошные стены. Туман висел неподвижно, точно то самое перехваченное на полдороге дыхание.

Ничто не шевелилось.

Царила тишина.

Солнце нехотя попыталось одолеть туман, пробуя то тут добавить немножко тепла, то вон туда запустить несколько лучиков, но, судя по всему, сегодня его ожидала очередная тягомотная прогулка от горизонта до горизонта.