Утро морей - Влада Ольховская
Но оказалось, что жизнь так не работает.
Потерянные друзья так и не вернулись. Преимущественно потому, что теперь Ника не решалась подпускать людей слишком близко. Она помнила, что они сохраняют за собой право уйти, когда им вздумается, и если она снова позволит кому-то прорасти в ее душу корнями, будет больно, когда эти корни вырвут.
Ну и с мужчинами сложилась примерно такая же история. Они знакомились с ней, Ника даже заставляла себя ходить с ними на свидания. А дальше… Дальше ничего не получалось. Она чувствовала себя дефективной, сломанной изнутри. Она боялась, что болезнь вернется — и что тогда? Снова молчащий телефон и чужая свадьба, долетевшая до ее мира через слухи и сплетни?
Страхи, страхи, одни сплошные страхи… Ее жизнь превратилась в такую коллекцию тревог и фобий, что и псих со стажем позавидовал бы. Во всем этом героически пытался разобраться ее психотерапевт, но получалось слабо. Иногда она выходила на крышу… Даше говорила, что полюбоваться пейзажем. Даша никогда не находила в ее комнате прощальных записок, а потому верила в эту версию. Ей почему-то казалось, что без записки ничего не случится.
Она могла бы и догадаться, что записку не обязательно оставлять в комнате. Можно и в карман положить, найдут.
Но это все в прошлом. Появился замгарин — и страхи вдруг потеряли былую власть. Да и жизнь наконец-то начала меняться к лучшему! У нее появились друзья — уважаемые, серьезные люди. У нее была новая работа — тоже через эти связи. У нее появился Артур!
Нельзя сказать, что Ника совсем уж погрузилась в иллюзии, розоватые по оттенку и бурлящие пузырьками шампанского. Она прекрасно понимала, что Артур волен уйти в любой момент, с работы ее могут уволить, а друзья внезапно вспомнят, что у них свои дела. Ей было все равно.
В этом и заключалась главная прелесть замгарина. Он не превращал своих адептов в жизнерадостных придурков, он на умственные способности вообще не влиял, и Ника могла просчитать все варианты развития событий. Она знала, что справится, переживет любой из них.
Главное, чтобы было хорошо сейчас. На прошлое уже плевать, оно растворилось во времени, а над будущим можно поработать позже.
Она улыбнулась мужчине, лежащему рядом с ней, положила руку ему на грудь, чувствуя тепло его кожи.
— Мы ведь никуда не спешим, правда?
— У нас с тобой все время в мире, — отозвался Артур, привлекая ее к себе.
* * *
Первая волна судов умудрилась пройти стороной. Макс тогда особо не дергался и ничего не хотел, да и Эвелина не стала сражаться насмерть. Но теперь его требования ей не нравились, и Макс крепко получил судебной системой по лбу.
Оказалось, что суды нацелены в первую очередь на интересы матери. С ней по умолчанию оставляют ребенка, она считается более ответственным родителем. И в большинстве случаев это, может, и так, но бывают же исключения! Увы, Макс таким исключением в глазах судьи не был.
Против него работало все, Эвелина постаралась, чтобы так было. Она притащила в суд показания соседей, записи из полиции, доказала, что он безработный и алкоголик. Она выставляла его монстром — а ему нечего было возразить, потому что факты она подбирала верные, она их просто искажала.
— Алименты он платит через раз, — со скорбным видом вещала она. — Ребенком долгое время не интересовался. Да он просто хочет досадить мне, разве не видно?
Макс пытался доказать, что он изменился. Он уже несколько недель не пьет, он навел порядок в квартире, есть покупатели на картины, деньги будут, очень скоро…
— Но прошли ли вы полноценное лечение? — интересовалась судья, сухая женщина с двумя тоненькими розовыми ниточками вместо губ.
— Я в нем не нуждаюсь. Я прошел освидетельствование, вот здесь заключение врача…
— Не нуждаетесь? Вы сломали человеку нос без какой-либо причины.
Макс старался сдерживаться. Адвокат сразу предупреждал его, что будет трудно, у Эвелины на руках все козыри. Их единственный шанс на победу — его спокойствие. Они должны доказать в суде, что он — отец, который беспокоится за сына, а не озлобленный неудачник, который мстит бывшей жене.
Он держался, как мог, но Эвелина слишком хорошо знала его… И она действительно стала другой. Та, прошлая, Эвелина не додумалась бы до способа вывести его из себя прямо в зале суда, а эта смогла.
— Раньше его было не заставить общаться с сыном, — рассуждала она. — А теперь мальчик подрос, оформился, и Максим вдруг воспылал желанием оставлять его у себя чаще. Да еще и намекает, что я — плохая мать, которая не заботится о сыне. Вот ради чего это все? Зачем одинокому молодому мужчине, который давно перестал постоянно проживать с женщинами, вдруг понадобился в постоянном доступе красивый маленький мальчик?
— Лина, ты охренела?! — не выдержал Макс. — Это мой сын!
Чудовищные предположения делала она — а дураком выставил себя он. То судебное заседание прервали, продолжение перенесли. Судья его вспышку запомнила, губы-ниточки сжались так плотно, что окончательно исчезли.
Раньше Макс уже сдался бы, понятно, что против него все, но теперь он отступить не мог. С Фраником творилось что-то неладное. Дело было даже не в том, что из вечно подвижного живчика он окончательно превратился в сонную амебу. Мальчик заметно похудел, кожа стала бледной, сероватой даже, под глазами появились темные круги.
Макс попытался использовать это в суде, но все его аргументы Эвелина парировала стопками документов, в которых серьезные ученые мужи утверждали, что нет для детской психики ничего полезнее замгарина. Бледность ребенка она объясняла переутомлением — мальчик начал ходить к репетитору, он готовился к поступлению в престижную гимназию. Да и вообще, недавнее поведение отца стало для него стрессом, не нужно далеко ходить за объяснением!
Макс должен был проиграть — и он проиграл. Суд не запретил ей кормить ребенка замгарином — это вообще не обсуждалось. Суд даже не увеличил время, которое Максу дозволялось проводить рядом с сыном. Получилось наоборот: ему теперь нельзя было оставлять ребенка в своей квартире на ночь, надлежало пройти полноценный курс лечения от алкоголизма, и в ближайшие полгода все его встречи с Фраником должны были проходить под зорким глазом социального педагога.
— Доигрался? — поинтересовалась Эвелина, когда они пересеклись на парковке.
Это в зале суда она была смиренным гибридом мышки и овечки. Здесь на него смотрела холодная расчетливая змея.
— Лина, да посмотри же ты на него! Он стал тощий, как скелет!
— Ничего, поправится, как только в его жизни станет
