Мичман Империи. Часть вторая (СИ) - Четвертнов Александр
Стойка как в тире. Стендовая стрельба.
Бах!
Вернее пшик, и сгусток плазмы догнал затылок мичмана.
Колян стоял не шелохнувшись. Рот открыт, глаза на выкате и смотрят то на тело у его ног, то на меня.
— Спасибо, Коль! — махнул я пистолетом. — Ты мне жизнь спас.
— Нне зза что, — запинаясь пробормотал он, так тихо, что я это скорее по губам прочитал, чем услышал.
* * *
— Говоришь, от денег отказывался? Дела. — Протянул Никифор Анндреевич, почесывая затылок и рассматривая скованного наручниками летёху.
— Идеалист, наверное, — предположил Уткин.
Оба безопасника стояли в отсеке и проникались рассказом о моих свершениях. В переходах дежурили караульные морпехи. Транспортная жандармерия пыталась проникнуть к нам, но их не пускали. Колян с сослуживцами притулился в стороне, поближе к медроботу, подальше от трупа Заухова. Его, даже вырвало пару раз. Николая, не Заухова. Я же закончил свой рассказ и теперь строчил в инфопланшете служебку о расходе боеприпасов.
— Ульян Прохорович, ты место преступления отфоткал, всё описал? — обратился Никифор Андреевич к Уткину и тот кивнул. — Тогда пойдём, посмотрим кое-что.
— Никифор Андреевич, — вмешался я, — Надо капитана брать.
— Надо, — согласился безопасник, — я уже отправил запрос Конечному, они его возьмут и запрут в камеру на корабле.
— Кому?
— Это наше дело! На станции закроем их.
Мы с Уткиным заговорили одновременно.
— Капитану эсминца, — сначала Никифор ответил мне, затем Уткину: — мичман, давайте не будем делить кору от палки, пока она ещё на дереве.
Мы подошли к телу Заухова. Никифор Андреевич присел рядом с ним на корточки. Осмотрел ещё раз. Достал из выреза рубашки медальоны. Покатал их в ладони. Зачем-то закатал ему рукава, обнажая бледную кожу рук по локоть, а затем перевернул и стал его раздевать.
— Зачем это, — удивился я, но замолчал, как только увидел размалёванный татуировками обнажённый торс старшего мичмана.
Никифор Андреевич не ответил. Молча осмотрел рисунки на груди, плечах и перевернул Заухова на живот.
Чего тут только не было. Какие-то вязи, грифоны, мантикоры, руны. Даже портрет какой-то женщины, и, что удивительно, мужчины. Причём странного мужчины, с двумя лицами, смотрящими в противоположные друг от друга стороны. Не помню где, но такую татуху я уже видел.
Закончив осмотр, Никифор встал и пошёл к наблюдавшему за нами летёхе.
— Уткин, эй, мичман! — раздался гневный крик из-за оцепления морпехов. — Да сюда посмотри, гусь ощипанный! Пропустите меня, это наше дело!
Оглянулся на кричавшего не только Ульян.
Здоровый мужик возвышался над бойцами. Щекастое лицо, красное от злости, казалось, сейчас треснет, как презревший арбуз. Форма жандарма наглухо застёгнутая, грозила отстрелить пуговицы с пуза. Только майорские звезды на погонах спокойно, тускло поблескивали в свете ламп.
— Это кто? — спросил я.
— Главный транспортник станции, — вздохнул Уткин. — Всю плешь мне проел.
— Это ему надо сказать спасибо за отсутствие видеокамер? — я почувствовал, как держиморда начинает мне нравиться всё меньше и меньше.
— Угу, — подтвердил Ульян, отворачиваясь от оравшего, и следуя дальше за капитаном.
— Не пойдёшь к нему?
— Нет, — покачал головой Уткин, — иначе он дело заберёт, я по званию и должности не могу подобное вести, а так, сейчас капитан Лапушкин, — он кивнул на Никифора Андреевича, — старший.
— Погоди, — от удивления я остановился и положил руку ему на плечо, притормаживая его. — Ты же говорил про лейтенанта, его полномочий должно быть достаточно.
— Он две недели, как в коме, — произнёс Ульян, его плечи поникли, а в глазах поселилась тоска. — Сейчас здесь всё на мне, и да, в центральное управление я сообщил, надо ждать возвращения командированных. Замены нет.
Ответить я не успел. Мы подошли к летёхе с которого капитан Лапушкин уже содрал форму. Долго искать не пришлось. Только одна татуировка украшала злодея. Двуликий мужик на плече.
— Что она означает, — спросил Никифор Андреевич летёху, но тот промолчал, вонзившись в меня взглядом полным предвкушения.
— Чего смотришь? — не выдержал я, ощущая мурашки по телу.
— Когда ты сдохнешь от яда, — оскалился тот, и тут же болезненно скривился, неловко дёрнувшись.
До меня ещё только доходило, а Никифор Андреевич уже распаковал пакет с вещдоками и сунул нож в анализатор. Прибор пиликнул. Загорелись красным лампочки, и на панели высветилось название отравы.
— Что там? — дрожащим голосом спросил Уткин.
— Жопа, — зарываясь рукой в седину на голове, прошептал Лапушкин и, под хохот летёхи, показал нам экран.
Глава 6
— Яд чёрного кочевника, — прочитал Уткин вслух, и посмотрел на капитана, — кто это?
— Муравей, где-то с ноготь размером, — ответил я вместо Лапушкина, теряя интерес к анализатору и оглядывая летёху, — что будем дальше делать?
Я подошёл к нашему злодею и присел на корточки. Всё же знакомое тату, где же видел его? Лицо мужика, что одно, что второе, проработано детально. Короткая стрижка, прямой нос, плотно сжатые губы. Подбородка не видно скрыт бородкой. Глаза слегка прищурены и смотрят прямо.
Сфотографировал плечо летёхи, когда он прекратил дёргаться от смеха, и запустил в коммутаторе поиск по картинке. Пусть поисковые системы трудятся. В голову ничего не шло.
— Завидую твоей выдержке, Ростислав, — участливо протянул Никифор Андреевич, — но, может, проведёшь последние часы жизни по-другому?
— Всё так плохо? — не сдержался Уткин.
— Противоядия не существует, — вздохнув, кивнул Никифор и снова посмотрел на меня: — Ростислав, может тебе чего-то хочется?
— Понять, почему на меня напали, — улыбнулся я и глянул на летёху: — К чему такие заморочки? Кому я помешал? Что у Вас за орден? Татуха его знак?
Летёха молчал. Лишь сверкал злобой в глазах и жутко скалился.
— У тебя, должно быть жар, — Никифор Андреевич не выдержал и подошёл ко мне, хватая за плечи. — Ростислав, очнись! Обещаю, я распутаю это дело, виновных накажем, а сейчас успокойся.
— Никифор Андреевич, — я аккуратно отцепил его руки и посмотрел ему в глаза. — Успокоиться надо вам. Вы знаете, откуда этот муравей?
— Нет, — покачал он головой, — но это не важно, анализатор выдал вердикт, тебе надо…
— Важно, ваше высокоблагородие, важно, — перебил я его. — Муравей этот живет на планете Святогор, и противоядия действительно нет.
— А…
— Но есть один занимательный факт, — не дал я ему вклиниться в свой монолог, повысив голос, — Яд смертелен для любого человека кроме местных жителей.
— Действительно занимательно, — влез в разговор Уткин, уставившись в свой инфопланшет. — Это из-за особенностей условий обитания, ученые не поняли ещё почему. — Он поводил пальцем по проекции экрана, и продолжил: — может, из-за рациона питания, или даже воздуха. Как выяснят, создадут противоядие.
— Вы оба с ума сошли? — Никифор Андреевич переводил свой взгляд то на меня, то на Ульяна. — К чему нам эта информация, если Ростислав уже отравлен?
— К тому, господин капитан, — я повернулся и пристально посмотрел на летёху, — что я со Святогора.
Летёха вздрогнул. Глаза расширились, рот приоткрылся. Он как-то моментально растерял всё злорадство от моих слов.
— Потому вопрос, — произнёс я, глядя на побледневшего летёху. — Это у вас в ордене такая организация хреновая, или конкретно тебя подставили?
Враз побледневшее лицо. Веко дёргается. Губы зашевелились в неслышном шёпоте, а пальцы стали переплетаться друг с другом. Вид злодея больше не внушал опасений. Уверенность его покинула. Потому я продолжил:
— Муравьиная отрава очень редкая, достать трудно, значит с организацией у вас все в полном порядке, — сказал я, наблюдая за его реакцией, надо уловить момент, когда он сломается. — Значит, подставляют тебя. С кем в ордене ты не поладил? Может, конфликт какой-то был?
