Стефан Кларк - Боже, спаси Америку! Наблюдая за американцами
Я заглянул в дверь. Мне открылась крохотная, ярко освещенная жилая комната с плюшевым креслом-качалкой, радиатором и телевизором. Место семейных фотографий и вазочек занимали рекламный плакат с изображением девушки, которой с трудом удавалось удержать свои огромные груди, так и норовящие выпасть из лифа купальника, и несколько одинаково огромных связок ключей от автомобилей.
– Мест нет, – раздался голос у меня за спиной. Парень, похоже, не очень-то жаловал любопытных, сующих нос в его каморку. Это был афроамериканец в камуфляжной парке с усталым выражением лица. Капюшон обрамлял его физиономию пушистым мехом, но от этого парень не выглядел более мягким и приветливым.
– Извините, на самом деле я не ищу парковочное место. Я надеялся узнать у вас, где я мог бы найти «мини», которую мне предстоит забрать завтра…
Уже на середине фразы до меня дошло, что парень ни черта не понимает, о чем речь. Мы, южные бритты, считаем, что говорим на «чистом» английском, без акцента, но это, разумеется, не так. И сторож с парковки явно был сбит с толку моей чрезмерной вежливостью. Он никак не мог понять, почему я извиняюсь за беспокойство, вместо того чтобы перейти сразу к делу. Возможно, именно поэтому жители Нью-Йорка ограничивают свои вопросы рявкающими односложными словами вроде «Латте?» и «Чек!».
У него был ярко выраженный (во всяком случае, на мой слух) гнусавый гарлемский говор, который он тоже, наверное, считал чистым, без акцента. Я заметил, что мы оба одинаково обескуражены ходом нашей беседы.
– Фа ди да ра ла тата ха ха «мини»? – спросил я.
– Банг ланг нанг бо санг каранг «мини», – ответил он.
– Ээ, попо фруфру лулу «мини»? – продолжил я.
– Кам а хам дам мазафакинг бундонг «мини», – заключил он, и мне стало ясно, что он хотел зайти в будку, чтобы не стоять на холоде.
– Нет, взгляните, вот адрес. – Я зачитал ему то, что значилось в моей бумажке.
– О, да вон там, видишь? – Он показал на дальний конец стоянки.
– А, спасибо, – сказал я, но понял, что обращаюсь к уже закрытой двери его теплой хижины.
Теперь-то я разглядел в этом бескрайнем море машин некое подобие тропки. Она упиралась в темно-красную раздвижную стенку, из-под которой пробивался оранжевый свет. В стенке был вырезан узкий вход. Я постучал и осторожно распахнул дверь. И снова меня охватили сомнения и нехорошее предчувствие. Чем можно заниматься в мастерской на месте разрушенного дома в Гарлеме? Разборкой краденых машин? Продажей оружия по дешевке? А может, производством кокаина?…
Понятия не имею, как выглядит кокаиновая фабрика, но оборудование явно не тянуло на аппарат по производству наркоты. Можно было бы, конечно, изловчиться и спрятать кокаиновую печь внутри «кадиллака» с откидным верхом цвета «синий электрик». Да и запасов порошка из толстой черной шины, прислоненной к стене, хватило бы не на одну сотню самокруток. Но все-таки это была автомастерская – заплеванный, промасленный и пропахший краской гараж, который сейчас сотрясали звуки рэпа и удары молотка.
– Алло? – выкрикнул я.
Грохот стих, и из-за багажника «кадиллака» показался коренастый чернокожий коротышка с болтающимися на шее защитными очками.
– Привет, – сказал я. – Меня зовут Уэст. Я ищу… э… извините, вы понимаете, о чем я говорю?
– Понятия не имею, – ответил он. – А о чем вы говорите?
Хороший вопрос, подумал я, и задан с вполне понятным акцентом.
– Прошу прощения, взгляните. – Я передал ему клочок бумаги с адресом. Он нахмурился, очевидно сбитый с толку рекламным призывом, набранным на листке: «Присоединяйтесь к нашей акции „Авиамили“ и выиграйте две бесплатные ночи в роскошном отеле».
– Насчет «мини», заказанной «Туристическими ресурсами» Британии? – спросил я. – Для Пола Уэста?
– А, да. – Он рассмеялся, явно испытывая облегчение от того, что этот иностранец не приглашает его разделить с ним роскошный номер на две ночи. Коротышка представился Дуайтом. – Извини, Пол, но твоя «мини» еще не готова. Я не знал, что на ней рисовать. А подтверждение пришло только что.
– Рисовать? Я думал, что ты просто проведешь техобслуживание, прежде чем я заберу ее.
– Нет, я должен нарисовать на крыше английский флаг. Они собирались прислать мне цветовую схему и все такое. Но я получил это только сегодня утром.
У меня перед глазами всплыла физиономия Джека Тайлера. Он злобно хихикал с веб-сайта «МиллионСпособовРазозлитьПолаУэста. com».
– Черт! – До моего выезда в Бостон оставалось менее двух суток.
– Послушай, никаких проблем, – успокоил меня Дуайт. – Я примусь за твою машину, как только управлюсь с «кади». Все будет готово вовремя. Тебе ведь только раскрасить?
– Да, думаю, что да.
– Я почему спросил? Если хочешь, я могу еще какую-нибудь английскую муру изобразить. Как ты смотришь на то, чтобы покрыть двери искусственным газоном и прикрепить крикетные мячи? Или нет, я лучше впечатаю мячи в дверцу, как будто тебе их только что забили.
– Ты рубишь в крикете? – спросил я.
– А как же! Я ведь из Бруклина. А там ребята из Вест-Индии держали крикетный клуб. Ух, как они громили английские команды.
– И ты знаешь правила игры?
– Не-а… – ответил он. – Зато я знаю, что ребята из Вест-Индии просто обожают лупить мячами англичан. Чем вы их так разозлили во время колонизации? Да, старик, они точно врезали бы тебе по башке. – Насколько я мог судить, правила игры в международный крикет он знал назубок.
5
«Челси» нависал надо мной кроваво-красным готическим исполином. Я был наслышан об этом отеле, где когда-то останавливался Хендрикс[30], а Сид Вишес[31] якобы прирезал свою подружку, но я не думал, что он уж до такой степени зловещий.
Заведения на первом этаже здания намекали на эксцентричные привычки постояльцев – бутик винтажных гитар, кабинет акупунктуры, салон татуажа и, как ни странно, магазин рыболовных снастей.
Мемориальные доски при входе в отель цитировали высказывания знаменитых богемных гостей или просто напоминали о них. На одной из них я прочел: «Отсюда Дилан Томас[32] уплывал навстречу смерти». Очень обнадеживающе.
В холле отеля первое, что бросилось в глаза, – толстая дама, болтающаяся под потолком. Нет, это была не эксцентричная гостья, а выполненная в натуральную величину скульптура. Лобби можно было смело назвать художественной галерей – ярко-желтые стены были увешаны современными портретами и полотнами абстракционистов. Впечатление усиливала пара готических погребальных урн на каминной полке – видимо, они напоминали о том, что смерть не помеха тому, чтобы зависать в «Челси».
Люди (по большей части живые) утопали в креслах, уткнувшись в раскрытые на коленях компьютеры. Никаких признаков Алексы и Элоди, но это было объяснимо – я пришел вовремя, а они были француженками.
Я снял шарф, перчатки, шляпу, три-четыре слоя верхней одежды и уселся ждать в одном из кресел. Никто меня не беспокоил, хотя лэптопперы, казалось, недоумевали, как это я могу общаться с внешним миром, не имея при себе компьютера. Я сделал вид, будто печатаю на рукаве рубашки, просто чтобы они задергались при мысли о том, что их лэптопы – уже вчерашний день, но потом мне это наскучило, и я зарылся в кресле и закрыл глаза.
Очнувшись, я увидел, что Алекса стоит надо мной, усмехаясь, и снимает мое спящее тело на видеокамеру.
– Вот вам типичный пример динамичного англичанина, который пересек Атлантику в погоне за своей мечтой, а вместо этого грезит об английском пиве и обнаженных женщинах на пляже. Где машина, chéri[33]?
– Она еще не совсем готова.
– И когда она будет совсем готова?
– Перед отъездом в Бостон.
– А ты выяснил, что за мероприятие намечено в Бостоне?
– Нет, это следующий пункт в моем списке.
– После сиесты.
– После мозгового штурма с закрытыми глазами, да.
Мы загрузили свои вещи в номер, и Элоди повезла нас в город, во вращающийся бар. Я имею в виду не тот мини-бар, что начинает крутиться, стоит тебе протянуть руку за стаканом. Нет, это было панорамное заведение, откуда открывался идеальный вид на город, если только у посетителей хватало терпения дождаться, пока будет пройден полный круг. В общем, это была шикарная мобильная версия наблюдательной точки на крыше, и располагалась она на пятьдесят каком-то этаже отеля.
Полный круг бар совершал за час, и, пока мы выпивали, нам удалось два раза полюбоваться видом на знаменитые небоскребы: сначала перед закатом и потом – когда небо почернело и городская иллюминация обрушила на башню все многоцветье своих огней.
Алекса была оживленной, как игристое вино «Лонг-Айленд», которое оказалось вкуснее, чем некоторые сорта настоящего французского шампанского. Она рассказывала о том, что ей удалось снять в Колумбийском университете, о молодых американских студентах-идеалистах, которые разделяли ее резко критическое отношение к НАТО. Ей даже удалось найти «левых» единомышленников, которые верили в перераспределение богатства и прочие чуждые американцам идеи.
