Андрей Лях - Реквием по пилоту

— Вот типично юношеский идеализм, чтобы не сказать — идиотизм, — отозвался Дж. Дж. — Как зелен нынче виноград! Очень просто отказываться от того, чего у тебя нет и не было. Политика, юный друг мой, это единственное достойное занятие в жизни, это вершина вершин, ибо все решают кадры, а кадрами управляет политика. Только руководя людьми, ты можешь приблизиться к совершенству… Но для тебя это пока что звук пустой. Поясню по-другому. Расскажу тебе притчу. — Маршал на секунду устремил взгляд в неведомые выси. — Во время оно, давным-давно, я был таким же молодым, как ты. И вот этот старый геморрой Эл Шарквист дал мне две баржи уголовников, ветхий крейсер — эдакий «Мэйфлауэр» — и послал осваивать Северо-Западный сектор. Кроме шести расшлепанных пушек да интереса к жизни, у нас ничего не было. Мы там построили города, создали науку… и цивилизацию вообще и защищали ее, да так, что дядюшка Эл струхнул и вызвал меня обратно. К нам потек народ, были даже поэты… Однако речь не о том. Мы там творили свой мир, как боги, и сами держали в руках свою судьбу. И это были самые счастливые годы моей жизни.

— Я читал эту книгу, — ответил Эрликон. — Ну ту, толстую, твою биографию. Там сказано, что первым делом ты расстрелял половину своих каторжников.

Кромвель, как всегда, ничуть не смутился:

— Естественно. Я им предложил законный выбор, но некоторые почему-то решили, что у них появилась возможность диктовать мне свои условия. Я переубедил их как мог. Кто захотел, тот остался, каждый все решает за себя, такова одна из прелестей жизни. Не всем суждено вновь увидеть родной Бахчисарай, но кто вернется, станет большим человеком. Я предлагаю тебе присоединиться к когорте избранных, и ты убедишься, что это единственный вариант достойной жизни для мыслящего человека.

— Джон, я же сказал: я знаю, что это такое. Снова такие, как Пиредра и прочая мерзость, пусть даже и на более высоком уровне.

— А никто и не обещает тебе манну небесную. Я отнюдь не заставляю тебя радоваться законам природы, но спорить с ними — это уж и вовсе глупо. Да, теперь ты представляешь себе игру. Тем лучше, попробуй внести что-нибудь свое. Уверен, тебе понравится.

На это Эрлен уже ничего не ответил и продолжал смотреть на море.

Разговор тогда так ничем и не кончился, и Кромвель больше не возвращался к этой теме, но Эрликон чувствовал сквозь усталость и неприязнь, что маршал хитер, упорен и не собирается отказываться от своих замыслов. У Эрлена же сил не было не то что для борьбы, но даже и для того, чтобы как-то обдумать сложившееся положение. Плюю на вас всех, говорил он, и дальше этого ни одна мысль не шла.

Сегодня же предстояла встреча с Ингой. Эрликон в который раз повернул к себе часы. 10.10. Да, можно идти, наверняка они уже там — черт знает, как проходят репетиции у всех этих музыкантов, скорее всего, что и ждать придется, и неизвестно сколько. Он натянул куртку, взял сигареты, зажигалку и перед выходом заглянул в соседнюю комнату. Там обитал Вертипорох и время от времени — маршал, когда не оставался у Шейлы и не вкручивал мозги Дитриху.

При опущенных шторах возле голографического дисплея сидели Кромвель и Вертипорох. Вокруг были разложены технологические справочники, гроссбухи чертежей и бумаги с записями. Вот, значит, как. Бэклерхорст прислал документацию на новую машину — знаменитый «Мираж-4000». Феодал рассчитывает потрясти мир на апрельском чемпионате, и вот Дж. Дж., вновь облачившись в прежнюю ячеистую майку, вместе с верным Одихмантием копается в цифрах по новой дассовской надежде. Глядя на маршала, Эрлен со всей безнадежностью понял, что Бэклерхорст, слепо верящий в непобедимость Кромвеля, вовсе не чудак и не фанатик, а как раз наоборот, самый здравомыслящий из всех ныне живущих предпринимателей. Вот горечь-то предвидения Кассандры. Никто и никогда не выиграет у этого человека, если только он сам не захочет. Вот ужас.

— А, — сказал Дж. Дж., — вот и молодая смена. Те, кто высоко понесет знамя. Как спалось?

— Получили-таки, — недовольно и невпопад ответил Эрликон.

Кромвель предпочел воспринять его слова как законный летный интерес и кивнул Вертипороху:

— Дима, зажги.

Над столом зависло вполне осязаемое изображение самолета. Насколько «Милан» был горбат, угрюм и тяжеловесен, настолько «Мираж» строен, изящен и устремлен вперед — каплевидная кабина, острый, снизу срезанный в прямую линию нос, тонкие и высокие гребни килей. Очередное смертоубийственное чудо, но в душе Эрлена шевельнулось, казалось, окончательно похороненное чувство:

— Ну и как он?

Кромвель не выразил особых восторгов:

— Половина дискет еще не пришла, но, в общем, все то же самое. Тяга повыше, лобовое пониже, не для чемпионата, на виражах попотеем, разворот покороче… схема прежняя. Иди, гуляй с девушками. Ты завтракал?

Эрликон отмахнулся и вышел, прикрыв дверь.

Западный Стимфал, в котором брал отсчет первый этап мирового турне группы «Козерог», — название чисто символическое. У мегаполиса, обрезанного по меридиану береговой линией, может быть только один запад — океан, и, в общем-то, так оно и есть. Но существует некоторый географический нюанс: на севере в побережье, и без того высокое, вклинивается столообразное плоскогорье Ванденберг. Там совсем недавно наши друзья искали счастья за штурвалом самолета, и там же, на полпути между Большим Стимфалом и Космодромами, при участии многих заинтересованных фирм и корпораций на месте когда-то буйного пригорода был построен торговый центр, маленький город, на карте — крохотная клякса, соединенная с широченным полукруглым пятном Центра. Это и есть Западный Стимфал. Непосредственно стараниями могущественной компании «Трансгалактик» тут возвели гостинично-концертно-спортивный комплекс, громкое название которого — «Паллада» — было немедленно забыто, и грандиозное сооружение, выдержанное во вполне имперском стиле с примесью доброго старого модерна — после знакомства с Кромвелем Эрлен стал обращать внимание на подобные вещи, и стар и млад именовали просто «Галактик».

За вчерашний день первый ряд колонн Южного входа скрыл транспарант с красной надписью «Козерог», а на шлифованном камне ступеней, вдоль которых можно было бегать и на сто, и на двести метров — если бы нашлись спортсмены с соответствующей разницей в длине ног, и у величественных дверей с выпуклым греческим орнаментом, и у стеклянных простенков бродила и гудела толпа возбужденных безумцев, надеющихся хоть одним глазком взглянуть на кумиров вблизи.

К этим же ступеням и подвез Эрлена неподвластный времени «Харлей-Дэвидсон». Загнав мотоцикл на стоянку, пилот стал подниматься к рельефным дверям — все лестницы в последнее время казались ему крутыми. Популярность — великая сила. Эрликон шел по живому коридору, качая головой и отнекиваясь от сыпавшихся вопросов и предложений. На входе образовалась заминка — «черные ангелы» охраны обоих полов, не получившие, похоже, никаких инструкций, не проявили ни малейшей готовности впустить Эрлена по первому требованию. Несколько месяцев назад такая ситуация повергла бы его в смятение, стыд и ужас и породила бы целую вереницу кошмаров, теперешнее отупение и злость позволяли вовсе не замечать подобных проблем.