Андрей Лазарчук - Посмотри в глаза чудовищ

И возможно, что эти раскопки нам еще осточертеют…

– Давай покорим какое-нибудь племя, – предложил я. – Я буду царем, а ты парторгом. Расчистим здесь все. Потом объявим войну Мобуте – какого дьявола он сгубил нашего Лумумбу?

– Мобуте, – мечтательно сказал Коломиец. – Сволочь еще та. Сколько он наших кровных долларов спалил! Знешь, как его полное имя?

– Жозеф Дезире, – сказал я.

– А вот и ландыш тебе в окошко! – обрадовался Коломиец моему невежеству. -

Мобуту Сесе Секо Куку Нгвенду Ва За Банга. Понял?

– Самое шаманское имя, – сказал я. – И, наверное, неспроста…

Я хотел что-то сказать, но тут же все забыл, потому что неподалеку ударил выстрел.

Коломиец свалил меня на землю, придавил слегка – и направил штуцер в ту сторону.

Долго было тихо.

– Пойдем, Женя, посмотрим, – сказал я. – Мне кажется, живых там нет.

Живых действительно не было. Пять разложившихся трупов под стеной и один свежий у алюминиевого трапа вертолета.

– Куда ж я смотрел! – казнил себя Коломиец. – Сто раз мимо этого места проходил!

И я его понимал, потому что принимать маскировочную сеть за свежую растительность можно было только или с пьяных глаз, или по преступной халатности.

Итак, перед нами был лагерь еще одной экспедиции. Только этим ребятам повезло куда меньше, чем нам. Тех пятерых перекололи копьями, а шестой, застрелившийся, умирал от гангрены. Правая его нога напоминала синее бревно.

Рядом с телом лежал отлетевший при выстреле армейский кольт и зеленоватая бутылка из-под виски «Джонни Уокер». В бутылке виднелся скрученный лист бумаги.

– Степаныч, – сказал Коломиец, – ты тут не топчись, ладно? Дай я все осмотрю.

Я не стал спорить. Разбил бутылку о камень и углубился в чтение.

Современный иврит я вообще знал плохо, а разбирать написанное умирающим было нечеловечески трудно. "Директору Службы. Перес и Розуотер предатели. Нас использовали, сами ушли.

Я был ранен, прятался в кустах, все видел сам. Из разговора понял, что монтаж GJYR всего лишь предлог. Капитан был убит первым и оживлен. Допрошен и убит повторно. Я не сумасшедший. Мое имя Ицхак Файбусович, лейтенант, личный номер 60005873. Мы высадились в пункте «Мем», и американцы приступили к монтажу GJYR. Ночью пришли негры и убили всех, кроме Переса и Розуотера, которые переоделись колдунами. Меня ранили в ногу и оглушили, бросили, посчитав мертвым. Началась гангрена. Вчера кончился морфий.

Сообщите родителям: Пейсах-Тиква, улица Жаботинского, 9. Розуотер где-то бродит неподалеку. Я видел его и слышал выстрелы. Здесь происходит что-то страшное. Перес и Розуотер нас предали, они работают на кого-то еще. Здесь ужас, ужас. Сюда нужно бомбу, а не экспедиции. Прощайте."

– Посмотри-ка, Степаныч…

Коломиец стоял передо мной. В руке у него блестело зеркальце. Маленькое такое зеркальце для бритья.

Потаенный первохристианский крест был выгравирован в верхнем правом углу его.

– Это же получается – неофашистская база…

Я покачал головой.

– Нет, Женя. Знак этот применяется для личной защиты адептами оккультных организаций Нового Света…

Пятый Рим использовал Римский крест. «Гугеноты Свободы» – как раз этот, Потаенный.

Посвященным всегда приходилось опасаться зеркал, но в последние несколько лет эта угроза возросла. Только из моих знакомцев четверо расстались с жизнью при весьма странных обстоятельствах – но всегда перед зеркалом. Один, бреясь, нечаянно перерезал себе сонную артерию, другой задохнулся, проглотив язык – рассматривал болячку на нёбе: и так далее.

Что-то слишком самостоятельны сделались господа гугеноты. Не пора ли сделать им окорот?..

Так я подумал, а сам спросил…

– Что еще интересного?

– Там приборчик бритвенный, – сказал Коломиец. – К дереву прибит. Пена совсем свежая. Утром кто-то брился.

Я посмотрел на лейтенанта Файбусовича. У него была честная густая щетина. Да и не мог он в таком состоянии бриться, стоя перед деревом…

– На еврейских знаках читать можешь? – я показал ему записку.

– Не-ет…

– Тогда слушай, – я перевел. – Так что этот Розуотер где-то здесь и шляется.

– GJYR, – повторил медленно Коломиец. – Куда же они ее засунули: – Он огляделся. – Так: значит, значит, значит: Степаныч, ты за мной не ходи. Я, кажется, понял кое-что.

– Я тоже, – сказал я. – Если кого увидишь, кроме меня – стреляй первым. Лучше в голову.

– Учи, учи, – как бы обиделся он. – Не мартыш, понимаю.

– Я присмотрю за твоей спиной, – сказал я.

Он усмехнулся.

– Лучше не надо. Кроме шуток, Степаныч: тебе этого знать не положено. Ни что, ни где: А глаз на жопе я себе давно отрастил. Трудно ко мне подкрасться.

Он ушел, а я сам занялся осмотром мертвого лагеря. Даже не то чтобы осмотром: После той ночи и мои способности серьезно ослабли, но не иссякли совсем. Я закрыл глаза. Никого живого не было вокруг – кроме, понятно, Коломийца. Вот он идет, идет: Я сосредоточился на том, что было под ногами.

Как бы из тумана проступали фигуры людей: немое старое кино. Быстро– быстро разбивали упаковку и вололи куда-то ажурные металлические конструкции (чем-то неуловимо напоминающие того человека-змею, которого я видел в мистерии) и тяжелые ящики. Потом люди сидели вокруг стола, а один, отойдя и став странно большим, высыпал в котел щепоть светящегося порошка, отчего котел тут же заполыхал. Дальше было сияние, будто в аппарате оборвалась пленка, и уже сквозь это сияние я видел как бы снятые снизу фигуры великанов с копьями, пролетающих надо мной. Потом тела свалили под стену, и безголовый великан ушел куда-то и канул в бездну. И опять снизу я видел, как голый человек ходит бесцельно туда и сюда, подходит ко мне, лежащему и ничего не чувствующему, берет за руку, задает какие-то вопросы…

Меня вернул к действительности далекий глухой взрыв. Я тут же нащупал Коломийца: жив и не напуган. Лучше всего ощущается страх…

Зеркальце хранило именно страх. Застарелый, как табачный дым в курилке. Я постарался настроиться на хозяина зеркальца: странная пустота. Такое бывает рядом с некоторыми памятниками.

Коломиец вернулся. Он выглядел очень довольным, как юнкер, только что совращенный супругой полковника.

– Что, еще одного дракона прикончил? – спросил я.

– Вроде того, – сказал он. – Очень вредный для дела мира и социализма был дракон.

– Орден-то хоть дадут? – спросил я.

– Лучше бы квартиру, – сказал практичный Коломиец. – А еще лучше и то, и другое.

– И очередное звание, – добавил я.

– Не трави душу, Степаныч, – вздохнул он.

Рюкзак он снял легко, и только по тому, как взбугрились мускулы на руке, я понял, что весил груз килограммов шестьдесят.