Андрей Лазарчук - Монетка

Андрей Лазарчук

Мнетка

(рассказы)

Таких морозов в это время не бывало никогда. Во всяком случае дед Александр, что живет этажом ниже, ничего похожего не помнит. Он говорит, что это спутниками да космонавтами все испохабили. И то: минус тридцать в конце октября пардон, у нас не Диксон. Где-то я читал, как один оригинал несколько лет подряд считал прохожих на улице и измерял температуру воздуха. Результат сенсационный: оказывается, в мороз люди предпочитают сидеть дома. Чудак, спросил бы меня. Я бы ему это за две минуты разъяснил.

По ящику гнали какую-то многосерийную ерунду, и я его выключил. Пол, что ли, подтереть? Да нет, Нина только вчера порядок наводила. Пожрать приготовить? Что там у нас в холодильнике? Я поплелся на кухню, и тут позвонили в дверь.

На площадке стоял, весь скукожившись, какой-то полузнакомый бородач. Одет он был явно не по погоде: белая шляпа, светлый плащик, кремовые брючки и — бог ты мой! — летние туфли с дырочками! Хотя бывает, конечно летел человек, скажем, в Сухуми, а попал сюда. — Ирония судьбы, дубль два…

— Это квартира Орловых? — замороженным голосом спросил он.

— Да, — сказал я. — Входите.

— А вы — Николай.

Интонация была неуместная — утвердительная; но явно уж никак не до интонаций ему сейчас было…

— Николай, Николай, — подтвердил я, почти волоком втаскивая его в прихожую. — Раздевайтесь скорее, я сейчас чаю… Унты вот наденьте, ноги согреются.

Он долго лил воду в ванной — отогревался. Я успел вскипятить чайник, поджарил яичницу, нарезал хлеб и сало, разлил водку по стаканам. Наконец он появился, чуть оттаявший, и сел напротив.

— Да, я не представился, — сказал он, протягивая через стол руку. — Николай.

— Прекрасно, — сказал я. — Можно не насиловать память. У меня с этими именами собственными…

Он сочувственно покивал.

— Я, знаете, по делу… — начал он.

— Догадываюсь, — сказал я. — Но сначала водку.

— Да. За знакомство — Долой внутренний холод!

— Долой. А о чем вы догадываетесь?

— Что по делу. Без дела сейчас, думаю, редко кто отважится.

— А что такое? — насторожился он.

— Мороз ведь.

— А-а… Ну да, конечно, такой мороз… — с явным облегчением сказал тезка.

Честно говоря, я удивился. Такая отчетливая, хоть и сдержанная реакция на, в общем-то, тривиальные и безобидные слова…

— Так вот, о деле, — продолжал он. — Вам не кажется знакомым мое лицо?

— Кажется, — признался я. — Но вспомнить не могу.

— Это потому, что вы никогда не стриглись так коротко и не отпускали бороду. Вот, — и он прикрыл низ лица рукой.

Ощущение было, как от удара током. На меня смотрел я — я сам.

— Не может быть… — слова застревали, их приходилось выталкивать силой.

— И тем не менее, — спокойно сказал он. — Мое имя Николай Орлов. Мы не двойники, не близнецы, мы — один и тот же человек.

— Погоди, — сказал я. — Погоди, дай очухаться… Ничего не понимаю!

— А что тут понимать? — возразил он. — Параллельные миры. Ясно?

— Параллельные миры… Ага. Действительно, что может быть проще. А ты, значит?… — я изобразил пальцами идущего человечка.

— Совершенно верно.

— А зачем?

— Зачем? — переспросил он. — Это, брат, долгая история. Налей-ка чайку. Ты ведь женат?

— Н-ну… В общем, да.

— Как и все мы — в общем… Хорошо живете?

— Вполне, — улыбнулся я. — И ты что, у многих побывал?

— У многих. Это уже двадцать седьмой мир, не считая моего. В девятнадцати есть мы.

— Здорово живем, — сказал я. — Вот бы всем собраться!

— Ты знаешь, — сказал он, — это, наверное, вовсе не так интересно, как кажется. У всех почти все одинаково. Так, разница в деталях. Хотя… В принципе можно. Мне это даже и в голову не приходило… Свежий взгляд.

Несколько минут мы молча пили чай. Я почему-то сразу и безоговорочно поверил ему. Как будто это самое обычное дело — путешествовать из одного параллельного мира в другой. Наподобие трамвая. Сел, понимаете, на одной остановке, вышел на следующей… Ведь не чайку же он попить забежал и не туризмом решил заняться… хотя, с другой стороны, почему бы нет? Мне не хотелось лезть с расспросами — знал, что все расскажет сам, когда сочтет нужным. Но молчание затягивалось, и я не выдержал.

— Так ты говоришь, что мы есть не везде? — спросил я.

— Да. То есть иногда совершенно никаких следов. Но это довольно странные миры. В одном меня чуть не пристрелили. Вот, — он оттянул воротник свитера.

Под левой ключицей белел грубый звездообразный шрам. — Чудом уцелел. Теперь — особая примета… Машина у тебя есть?

— Старый Запорожец, — подтвердил я.

— Ну и как он?

— Ничего, бегает. В прошлом году движок сменил, теперь вообще никаких проблем.

— А раньше, значит, глох?

— Раньше глох. Да ведь ты, наверное, и сам все знаешь.

— Все, да не все. На самолет вы из-за этого не опаздывали?

— Было дело. Это уже сколько?… Лет пять прошло. Нина тогда выиграла в лотерею путевку в Самарканд…

— Как ты сказал? — он схватил меня за руку.

— Что — как?

— Как ее зовут? — Лицо его исказилось страшно, покрылось каплями пота, глаза вылезли из орбит. — Как ее зовут?!

— Нина, — ничего не понимая, пробормотал я.

— Нина? Не Ольга? Нет?

— Да что случилось?

— Подожди… Подожди… Нет, имя — это тоже случайность… Фотографию покажи!

— В комнате…

Он рванулся из кухни, опрокинул табуретку; еще ничего не понимая, побежал за ним.

Он стоял, озираясь, посередине комнаты. Я вынул из стола и подал ему пакет с фотографиями. Он дрожащими пальцами попытался вытащить их, не получалось; тогда порвал пакет.

Карточки рассыпались, разлетелись по ковру, он схватил несколько, поднес к глазам… Потом, обмякнув, медленно подошел к креслу, упал в него и закрыл лицо руками.

Я собрал фотографии, положил их на стол.

Он сидел все в той же позе.

— Что — не она? — осторожно спросил я.

— Наоборот, — тускло сказал гость. — Она.

Я молчал, ждал, когда заговорит снова. И он заговорил.

— Оля тогда выиграла путевку, и мы долго спорили, кому лететь. Решили бросить монетку. Выпало лететь ей. Я отвез ее в аэропорт, проводил. А через день сообщили, что самолет разбился. Погибло девять человек, в том числе она…

Вот оно что, подумал я. Вот оно что

— А у меня заглох мотор, и мы опоздали. Нина улетела следующим рейсом. Да, а тот самолет, я слышал, действительно садился где-то на вынужденную…

— До меня все это очень долго доходило, — продолжал он. — Теплопроводность плохая. Потом в депрессию впал, травиться собрался — ну и положили меня в психушку. Заведеньице, знаешь, — чуть на самом деле крыша не поехала. Ладно, полечили, выписали… Потом бессонница навалилась. И вот лежу я и все эту монетку представляю — как она то орлом падает, то решкой. Орлом — решкой, орлом — решкой…