Колин Уилсон - Страна призраков

Он тотчас ощутил то же приятное, чувственное тепло, что и у Каты, только гораздо сильнее выраженное. Тут он понял, отчего ей так хочется обзавестись мужем: ее всю будто током покалывало эротической энергией. Более того, она моментально осознала в себе Найла, почувствовала мужскую энергию, которую с желанием впитала.

Ублаженный — и малость раскаивающийся в своем вторжении — Найл поспешил от нее отрешиться. Но за время этого краткого контакта он уловил то, что его заинтриговало: несомненную враждебность к Магу. А потому Найл, подавив в себе виноватость, снова слился с телом этой женщины.

Последовало уже знакомое чувство полного отождествления, которое он испытал накануне с Умайей; то, что открывало полный доступ к ее памяти. Однако в случае с Умайей точно так же открывался и сам Найл, в то время как для этой женщины он оставался закрыт.

Ее звали Квинелла. Эта гувернантка пятидесяти четырех лет, как, собственно, и все женщины в городе, ежедневно принимала порцию снадобья, замедляющего процессы старения. Но это снадобье действовало лишь на тело; голова, а заодно и шея старели в обычном порядке.

Побочным эффектом лекарства было то, что оно стимулировало физическое желание, поэтому Квинелла своей чувственной активностью фактически не уступала молодой. А поскольку, как и у многих в ее возрасте, обзавестись любовником у нее не получалось, глухое отчаяние, нарастая, делалось непереносимым. Когда такое происходило — примерно раз в неделю, — она наведывалась к дереву калинды и обнимала его, давая хоть какой-то отток своей эротической энергии.

Так вот почему прижималась к калинде та группа женщин, когда Найл с Гереком проезжали мимо в повозке. А Герек почему-то соврал, что они надеются зачать — мол, суеверие.

Понятно и то, отчего Квинелла злится на карвасида. Когда разнеслась весть, что планируется мир с пауками (а в городе, где все общаются телепатией, такое становится известным в одночасье), от изумления и радости она была сама не своя. Еще бы: для нее, как и для всех других горожан, это означало наступление новой эры. Поэтому известие о том, что Найл с капитаном заключены в темницу, вызвало жуткую волну негодования, кладя конец в том числе и надеждам Квинеллы обзавестись мужем.

Шум голосов в доме дал понять, что прибыл Герек. Ката поместила на тележку еду, предусмотрительно поставила еще один графин с вином и повезла ужин в столовую.

Герек сидел напротив Тифона с пустым бокалом; он уже успел махнуть вина. Чувствовалось, что, как и Тифон, он утомлен и сердит. Робкую попытку Каты развязать ему шнурки он пресек строптивым жестом: дескать, иди гуляй.

Когда дверь за ней закрылась, Тифон с горечью произнес:

— Разумеется, он твердит, что все это моя вина.

Сила его чувства была так велика, что Найл невольно поморщился.

— Но при чем здесь ты?

— При том, говорит, что я объявил про договор о мире, не посовещавшись с ним.

Осушив бокал, Тифон мрачно уставился в пол.

— Но ведь публичные вердикты всегда оглашаешь именно ты! — рявкнул Герек.

— Я ему так и сказал. А он мне — уж не просчитанный ли это заранее заговор против власти?

И тут до Найла дошло: Маг, как ни странно, прав. Тифон сделал это заявление намеренно, чтобы подтолкнуть властителя к принятию решения.

— Бред какой-то, — фыркнул Герек.

— Вот тебе и бред. А теперь он лишь усугубляет положение. Причем сам не знает, как сладить со всеобщим недовольством. Упертый как не знаю кто.

Герек нервозно осмотрелся и, подойдя к двери, на всякий случай выглянул наружу. Вернувшись к креслу, тяжело промолвил:

— Ох как не хотелось бы, чтоб ты переселился в один из его казематов. — Он сел. — Расскажи, как все было.

Тифон с видимым усилием успокоился.

— Когда ты утром ушел, ко мне приходили Бальтигар с Васконом. Хотели, чтобы я испросил аудиенцию у карвасида. Я сказал, что это бесполезно: если он что-то решил, то его уже не разубедить. Тогда они спросили, не переговорить ли с карвасидом им самим — то есть Гражданским собранием в полном составе.

— Бог ты мой! — Герек невольно выпрямился.

— То-то и оно. Как объяснить им, что он никого не принимает по той причине, что ненавидит людей! Они-то думают, что он мудрый и добрый — но ведь я сам их в этом убедил, талдычил до посинения! И как же теперь разом обрушить на них правду!

— Но после той ночи они, должно быть, поняли, что его замкнуло.

— Понять-то поняли. Но Бальтигар — мэр, а Васкон возглавляет Собрание. Они считают, что вправе выражать свое мнение.

Герек с деланой патетикой всплеснул руками:

— Так что ты им сказал?

— Что изложу их позицию карвасиду. Так что отвязались они от меня, лишь когда мы уже поравнялись с калиндой, и отправились в ратушу. Я обещал, что позже туда подъеду и сообщу о его решении.

— И как ты подал все это хозяину?

— Ох-х. Сам догадайся. Ну, довел до него, что все жители страны желают мирного договора и, может, еще не совсем поздно.

— И каков был ответ?

Тифон невесело усмехнулся.

— С ним чуть припадок не сделался. Он тут же вызвал Джелко и велел вооружить гвардейцев жнецами.

— Что?! — Герек неподдельно ужаснулся.

— Да это так, игрушки, — сказал Тифон. — С настоящим бластером им не сравниться. Шкуру, конечно, опалят, но только и всего.

— Хвала небесам!

Тифон тягостно вздохнул.

— Будь они настоящими, карвасид уже давно напал бы на Корш.

Разговор с другом, похоже, несколько снял с Тифона напряжение, и он стал накладывать на тарелку еду.

— И что ты после сказал Бальтигеру и всей тамошней братии в ратуше? — не унимался с расспросами Герек.

— Ничего. Я там еще не был.

— Не был?

— А что толку? Опять врать-завираться, что мир будет заключен на той неделе или через месяц? Пускай сам мутит им рассудок, у него это лучше получается.

За тоном уязвленной невинности угадывалось главное: Тифон сыт своим хозяином по горло. Как и Квинелла, и тот уборщик нечистот. Всем им самодурство властителя приелось так, что дальше некуда; нужны перемены. То, что Тифон выражает эти крамольные мысли вслух, уже о многом говорит.

В этом, как видно, специфическая особенность города, где все связаны между собой телепатией: общественное мнение может меняться с небывалой быстротой.

Когда Ката принесла десерт, Найл решил, что услышал достаточно. Пора бы выяснить, что происходит в ратуше.

Пройдя в дверь, по лестничным ступеням он спустился на улицу. Центр города находился в полумиле отсюда. Добираться туда пешком желания не было — он же не призрак, чтобы мыкаться бестелесной своей сущностью по дороге.