Мартин Гринберг - Мир Роджера Желязны. Лорд фантастики

О том, как его роман «Долина проклятий» стал фильмом: рецензия описывала его как книгу, полную байкеров, вулканов и беспричинного насилия. Кто-то в Голливуде увидел это и решил, что из этого получится хорошая картина.

Как рассказ «Вздоха я жду», опубликованный в New Worlds в 1966 году, помог критикам отнести его экспериментирующему писателю Новой Волны: «Издатель, должно быть, тоже был членом Новой Волны», — рассказывал Роджер, потому что рассказ был искажен, параграфы переставлены, и целые предложения выпали из текста. Редактор Майкл Муркок позже извинился, но добавил, что до сих пор получает письма от подписчиков о том, какой это был чудесный рассказ.

А вот совет для коллекционеров подлинных рукописей: у Роджера был кот, который залез в ящик, где он хранил рукопись еще не изданной вещи «Deus Irae», его совместной работы с Филипом К. Диком, и пописал на нее. Роджер быстро скопировал страницы. Даблдэй остался доволен романом, но настоял на том, чтобы ему прислали подлинную рукопись. «Я так и не узнал, какова была их реакция, — рассказывал Роджер. — Больше я не видел этой рукописи. Не знаю, что они с ней сделали. Возможно, это одна из тех тайн, которые лучше не раскрывать». Однако он дал совет, что, если вам когда-нибудь предложат купить эту рукопись, внимательно осмотрите страницы.

О том, что так хорошо принятые читателями «Создания света и тьмы» не предназначались для публикации: «Издатель по чистой случайности узнал о существовании этой вещи», — признался Роджер. Он написал ее в порядке эксперимента, пробуя различные стили (целая глава была написана белым стихом), которые можно будет когда-нибудь использовать. Он упомянул об этой работе Сэмюэлю Дилани, Дилани упомянул о ней Лоуренсу Эшмеду в Даблдэй, который захотел ее увидеть. «Она вам не понравится», — твердил Роджер. Две недели спустя Эшмед перезвонил: «Мне понравилось». Эта вещь с успехом печаталась в течение тридцати лет. «Я могу лишь прийти к заключению, что никогда нельзя предугадать, что именно выстрелит», — сказал Роджер.

Об успехе амберской серии: «Я не имел представления о том, сколько книг из этого можно сделать, и ее размах меня просто устрашал».

О своих любимых книгах: на первом месте «Бессмертный»; затем «Князь света», самые амбициозные: «Двери в песке», «Глаз кота», и самая последняя на тот момент «Ночь в одиноком октябре», потому что это было нечто совсем особое.

— Я написал «Одинокий октябрь» за шесть недель. У вас может сложиться впечатление обо мне, как о литературном поденщике, — говорил он. Но заметил, что во время работы забывает поесть и начинает терять сон. — Я был так захвачен этим романом. Просто не мог остановиться.

Когда мне предложили представить рассказ в его сборник, мне захотелось сделать что-то наподобие того, что Роджер сделал с Корвином в первой книге Амбера, где персонаж не помнит, как попал в эту ситуацию, и ему приходится полагаться на свою интуицию, чтобы остальные не догадались о его проблеме. В первых главах чувствуется великолепный таинственный тон Рэймонда Чендлера. Я перечитал книгу Линдсколд, надеясь найти способ поймать этот самый тон. Но вместо этого ее исследование о том, как Желязны использует классическую и популярную мифологию, вдохновило меня отдать дань памяти «Одинокому октябрю».

Роджер много помогал начинающим авторам опубликоваться, редактируя такие недавние антологии, как «Колесо Фортуны» и «Эффект Уильямсона». Его письмо о том, что он принимает мой рассказ для последней книги, — одно из лучших, что я получал от редакторов.

И, как вы видите по книге, которую держите сейчас а руках, он все еще помогает писателям публиковаться.

Вильям Броунинг Спенсер

ДОМ НА ПОЛПУТИ К СЕРДЦУ ТЬМЫ

В будущем, когда виртуальная реальность делает возможным решительно все, молодая женщина открывает для себя сильнейшие переживания.

На Кил была рваная футболка с переливающейся голографической надписью VEED THERE, simmed that [ «Been there, seen that» — «Был там, видел то». Можно перевести как: «Был в виртуальной реальности, симулировал то»]. Она надевала это, когда отправлялась в виртуальность. Если это была интерактивная виртуальность, другие игроки иной раз возмущались. Среди драконов, эльфов и огненных мечей девчонка с ежиком на голове, судя по всему, взбадривавшая свою виртуальность наркотиками и отказывающаяся сменить футболку на что-нибудь более подходящее, средневековое, — такая девчонка, безусловно, отвлекала внимание.

— Отключитесь, — обычно реагировала Кил на все жалобы.

С Кил было непросто. Богатая, склонная к саморазрушению, красивая, в свои двадцать лет она уже представляла собой учебное пособие по виртуальной психопатологии.

Она проходила реабилитационное лечение шесть раз. Она могла умереть тогда в Макоре, когда потеряла сознание в пустыне. На теле остались следы зубов, когда земляные угри впились ей в плечо прежде, чем ее нашли.

Пункт первый. Нельзя оживить переваренное.

Кил не нужно было говорить, что она опять на реабилитации. Она смотрела на зеленый океан, на огромные белые облака над ним, слушала белых чаек, наполняющих нагретый воздух своим криком.

В клиниках всегда создавали искусственное ощущение безмятежности. Все здесь отдавало вопиющей безвкусицей и основывалось на отсталой технологии. А это конкретное виртуальное окружение было просто чудовищным. Картинка океана повторялась едва ли не каждые семь минут, а жар солнца ложился на лицо пятнами.

Пляж был пуст. Она лежала в шезлонге — совершенно очевидно, что такова была ее поза в палате. Сосредоточившись и сконцентрировав внимание на позвоночнике, она даже могла ощутить реальные неровности кровати, бархатистые прикосновения сенсорных датчиков.

Но такая концентрация требовала усилий, и она сдалась. Всегда лучше плыть по течению.

Где-то далеко справа она заметила одинокую фигуру. Человек шел к ней.

Это был, как она догадалась, вильсон. Ей были хорошо знакомы их манеры. Не пугать пациента. Приближаться медленно и только после того, как он будет накачан успокоительным и затихнет.

Вильсон оказался толстяком в белом костюме (неовикторианский стиль, жутко глупо, подумала Кил). Он наклонился вперед навстречу ветру и одной рукой придерживал панаму, чтобы ее не сдуло.

Кил узнала его. Она даже вспомнила его имя, впрочем, такое имя трудно было не запомнить. Доктор Макс Маркс.

Он был ее консультантом, ее вильсоном в последний раз, когда она отключилась. А это означало, что она в Центре изучения болезненных пристрастий, Лимитед, который расположен в пригороде Нью-Вегаса.