Фредрик Браун - Арена, Кукольный театр и Добро пожаловать в сумасшедший дом!

Голос непонятно откуда, как будто прошедший через усилитель, провозгласил:

— Великий и могучий император Бон Вир Третий, предводитель верных, командир доблестных, лорд галактик, осиянный светом, обожаемый своим народом!

— Билл Карриган.

Император засмеялся — ртом, разумеется.

— Спасибо тебе, Билл Карриган. Никогда в жизни я так не веселился, и все благодаря тебе. Я велел доставить тебя сюда, чтобы достойно вознаградить, и предлагаю тебе пост императорского карикатуриста. Пост, которого прежде не существовало, поскольку у нас нет своих мастеров этого жанра. Твои обязанности будут состоять в том, чтобы рисовать по одной карикатуре в день.

— Одной в день? А откуда я буду брать темы?

— Темами мы тебя обеспечим. С этим проблем не будет. Все мы обладаем замечательным чувством юмора, все мы по натуре творцы и отличаемся большой восприимчивостью. Но вот рисовать мы можем исключительно то, что существует на самом деле. Ты станешь величайшим человеком этой планеты — после меня, разумеется. — Император вновь рассмеялся. — Может, ты будешь даже более знаменит, чем я… хотя вообще-то я пользуюсь искренней любовью своего народа.

— Я… Пожалуй, нет, — ответил Билл. — Я предпочел бы вернуться… Скажите, а какая оплата? Что, если я немного поработаю, получу деньги — или что тут у вас вместо них — и вернусь на Землю?

— Оплата выходит за пределы твоих мечтаний. Будешь иметь все, что пожелаешь. Что же касается сроков, поработаешь один год, а потом решишь, возвращаться тебе или нет.

— Ну… — промямлил Билл и подумал: «Интересно, „за пределами мечтаний“ — сколько это будет в денежном выражении? Чертовски много, надо полагать. Отлично, он вернется на Землю богачом».

— Настоятельно рекомендую согласиться, — продолжал император. — Каждый твой рисунок — а ведь ты, если пожелаешь, можешь рисовать больше одного в день — будет опубликован во всех изданиях планеты. И, соответственно, все будут выплачивать тебе авторский гонорар.

— А сколько у вас изданий?

— Больше ста тысяч. Их читают двадцать миллиардов населения нашей планеты.

— Ну, — сказал Билл, — пожалуй, имеет смысл задержаться здесь на год. Но… м-м-м…

— Что?

— Как я смогу здесь жить? Я не имею в виду рисование карикатур, вы понимаете? В смысле, физически я выгляжу в ваших глазах таким же отвратительным, как вы в моих… Мне не завести здесь друзей. Я, к примеру, ни за что не смог бы подружиться с… В смысле…

— Заранее рассчитывая, что ты согласишься, мы уже решили эту проблему, пока ты был без сознания. У нас самые выдающиеся врачи и, в частности, пластические хирурги во всех вселенных. Стена за твоей спиной зеркальная. Если ты повернешься…

Билл Карриган повернулся. И потерял сознание.

Одна из голов Билла Карригана полностью сосредоточилась на карикатуре, которую он рисовал сразу чернилами. Он не трудился больше делать наброски. Зачем, когда у тебя столько глаз, позволяющих видеть изображение одновременно под разными углами?

Вторая голова размышляла о невероятной сумме на его банковском счете и потрясающих власти и популярности, которыми он здесь пользуется. Деньги, правда, медные (медь — самый драгоценный металл в этом мире), но теперь у него меди столько, что, продав ее, он будет иметь целое состояние даже на Земле.

«Жаль только, — думала вторая голова, — что нельзя прихватить с собой заодно местные власть и популярность».

Третья голова беседовала с императором. Тот заходил к нему иногда, особенно в последнее время.

— Да, — говорил император, — время истекает завтра утром, но, надеюсь, мы сможем уговорить тебя остаться. На твоих условиях, разумеется. И поскольку мы принципиально против насилия, наши пластические хирурги вернут тебе первоначальный… м-м-м… облик…

Рот Билла Карригана, расположенный посередине груди, усмехнулся. Приятно, когда тебя ценят. Четвертое собрание его юмористических рисунков только что разошлось тиражом десять миллионов экземпляров на одной только этой планете, не считая других планет в их системе. И дело даже не в деньгах. Он уже имел больше, чем мог когда-либо потратить — по крайней мере, здесь. Как это все же удобно — иметь три головы и шесть рук…

Первая голова оторвалась от рисунка и посмотрела на секретаршу. Та ощутила на себе взгляд Билла и застенчиво опустила глазные стебли. Такая красавица! Он пока не делал ей никаких предложений, хотел сначала определиться с проблемой возвращения домой. Вторая голова вспомнила о девушке, с которой Билл встречался на Земле. Он вздрогнул и постарался выкинуть эти мысли из головы. Великий боже, каким она была чудовищем!

Одна из голов императора заметила почти законченную работу, и его рот разразился истерическим хохотом.

«Да, это замечательно, когда тебя ценят».

Первая голова Билла все еще смотрела на Твил, его прекрасную секретаршу, и под этим пристальным взглядом она от волнения стала изумительно светло-желтой.

— Хорошо, дружище, — сказала императору третья голова Билла. — Думаю, мне следует остаться. Да, я, пожалуй, остаюсь.

Кукольный театр

Ужас явился в Черрибелл вскоре после полудня. Стояла испепеляющая августовская жара.

Впрочем, в Черрибелле, штат Аризона, испепеляющая жара стоит весь август напролет. Черрибелл — это по Восемьдесят девятому шоссе, примерно в сорока милях от Тусона и в тридцати милях от мексиканской границы: две бензоколонки по разные стороны от дороги, чтобы ловить путешественников, проезжающих в обоих направлениях; таверна («Пиво и вина — только для совершеннолетних») — приманка для туристов, у которых не хватает терпения дождаться, пока они окажутся по другую сторону границы, где их ждет мексиканская выпивка; заброшенная палатка торговца гамбургерами и несколько глинобитных лачуг мексикано-американцев, которые работают в Ногалесе, пограничном городке в нескольких милях к югу, но предпочитают жить в Черрибелле, бог их знает почему. Некоторые из них обитают прямо в старых фордах «Тин Лиззи». Дорожный знак на шоссе гласит: «Черрибелл. Нас. 42», но он устарел. Нас Андерс (это он торговал гамбургерами) умер в прошлом году, и теперь в Черрибелле остался лишь сорок один житель.

Ужас явился в Черрибелл верхом на годовалом буйволе, которого вел в поводу седобородый старатель. Он был старый и грязный — типичная «пустынная крыса». Позже — сперва никому не пришло в голову спросить, как его зовут, — старик представился Дэди Грантом. Имя ужаса было Гарс. Он был футов девяти ростом, но настолько тощ, что весил никак не более ста фунтов. Буйвол старика Дэди тащил его на спине без особых усилий, хотя ступни Гарса волочились по песку. Как выяснилось позднее, подобным образом они волочились больше пяти миль, что ничуть не сказалось на состоянии его сандалий, больше смахивавших на котурны. Эти котурны составляли почти весь наряд великана-дистрофика, если не считать некого подобия плавок лазурно-голубого цвета.