Дан Сельберг - Мона

— Бесспорно. Но, и это важное «но», после многих суток в коме, всех взлетов и падений, она могла сильно пострадать. Сердце, мозг, нервы. Я не хочу вас расстраивать, но в своей работе я должен быть немного пессимистом. Или, лучше сказать, реалистом.

Ветье заметил беспокойство Эрика и поспешил добавить:

— Но, как уже было сказано, сейчас многое идет в верном направлении.

— Какие наши действия теперь?

Томас бросил взгляд на силуэт Ханны у окна и открыл дверь в коридор.

— Будем ждать.

Дверь мягко закрылась за ним. Эрик продолжал сидеть, опустив глаза в пол. Показатели Ханны улучшились, и Томас уверен, что этому способствовало лекарство-ингибитор. Может, он и прав. Или в этом заслуга «Надим». Как бы ни было, благодаря антивирусу многое пошло в верном направлении. Но Ханна могла пострадать. Эрик нетерпеливо встал, подошел к столу с компьютером и отключил «Айпод». Немного музыки, чтобы успокоиться. Он вернулся на стул и стал прокручивать список музыки. Ему хотелось бы иметь в распоряжении настоящую Седьмую симфонию Чайковского. Если бы она существовала. Эрик бы хотел знать, веселая она или мрачная. Помня, как Чайковский чувствовал себя в конце жизни, можно предположить, что она бы имела очень мрачное звучание.

Эрик вышел из раздела музыки и зашел в главное меню, чтобы снова испытать фантастическое чувство, которое охватило его, когда он впервые обнаружил антивирус. Он промотал вниз до новой рубрики «Для Эрика» и открыл ее. Пусто. Он поднес дисплей ближе. Ничего. Седьмая симфония исчезла. «Надим» исчезла. Как такое было возможно? Эрик встал, подошел к компьютеру и включил серверы. Пока система прогревалась, он снова посмотрел на «Айпод». Очевидно, «Надим» удалилась сама после использования. Программа была бесценной для Израиля, для мира. «Надим» могла оживить сотни тысяч зараженных компьютеров по всему миру, которые теперь нельзя было использовать. На мониторе высветился рабочий стол, и Эрик запустил поиск «Надим». Компьютер искал несколько секунд, а потом выдал результат. Результат, о котором Эрик знал еще до того, как начал поиск.

NADIM NOT FOUND[112]

Сёдерквист стоял, не двигаясь и держа обе руки на клавиатуре. Пытался собраться с мыслями. Самир Мустаф хотел помочь ему спасти Ханну. Но он к тому же позаботился о том, чтобы Эрик не распространил антивирус и не использовал его в других целях. Версия «Надим», которая досталась Эрику, была настроена на самоуничтожение спустя определенное время или после определенной последовательности событий. Эрик загрузил программу в свой основной компьютер, а затем еще в одно звено, в данном случае в мозг Ханны. Эрик вздрогнул, подумав о последствиях, которые наступили бы, если бы он проверил антивирус на другом компьютере, прежде чем подключить Ханну. Или если бы дал Полу Клинтону снять копию.

Эрик в упор смотрел на три слова, мигающие на экране. Значит, миру придется обойтись без «Надим», без Седьмой симфонии Чайковского. Без антивируса восстановление поврежденных систем будет тяжелым и длительным процессом. Естественно, всю поврежденную информацию и все программы пришлось удалить, чтобы начать все заново. Расходы будут неимоверными. Эрик с грустью покачал головой, взял стул у двери и сел как можно ближе к кровати. Антивирус был удален. Теперь он остался только в теле Ханны. Возможно, там остались они обе, «Надим» и «Мона». Или, может, одна уже уничтожена, уступив место победительнице. Кто же все-таки сильнее? Мать или дочь? Подтверждение о том, что вирус удален, так и не появилось. Маленький циферблат просто исчез, оставив экран пустым. Нельзя узнать, удачно ли прошла операция.

В палате ощущалось спокойствие, это место было удивительным образом отделено от остального мира. Как будто Эрик с Ханной остались последними обитателями Земли, одни в белом кубе. Эрик провел рукой по волосам и взглянул на черные экраны. Респиратор отсоединили, и Ханна дышала самостоятельно. Он слушал ее дыхание, ровное и ритмичное. Словно шорох далеких волн. Эрик всегда мечтал жить у моря. Он подумал об их домике на Даларё. За это лето они ни разу туда не съездили. Больше всего Эрик хотел бы быть там с ней сейчас. Лежать на мостках рядом с ней. Слушать шум моря.

Эрик просидел на стуле всю ночь. Он смотрел на жену и мечтал о том, чтобы она проснулась. Представлял себе, как снова увидит ее открытые глаза. Что он почувствует? Что скажет? Получилось наоборот. Около половины пятого Эрик заснул и крепко спал полтора часа. Когда он сонный вернулся в телесную оболочку, обнаружив себя вплотную к стене у респиратора, и ощутил боль от неудобного положения, на него смотрела Ханна. Эрик попытался сфокусировать взгляд, уверенный в том, что все еще спит. Но тут жена улыбнулась. Мокрая от пота голова была глубоко погружена в подушку, волосы падали на плечо и грудь, струились, словно золотое море, вокруг ее бледного лица. Эрик сидел, не моргая, как будто любое движение могло спугнуть Ханну. Несколько долгих секунд спустя он выдавил из себя единственное, что пришло ему в голову:

— Прости.

Слезы комом встали в горле.

— Прости за все.

Ханна закрыла глаза. Потом медленно разжала губы. Вдохнула.

— Ты…

Голос был слабым, как еле слышный шепот.

— Помнишь…

Эрик наклонился к жене. Она с трудом продолжала:

— Ты помнишь… мой фильм?

Он заморгал, прогоняя слезы.

— Love story?[113]

Ханна улыбнулась. Соленая волна поднялась у Эрика в горле, и он понимающе закивал. Ханна следила за мужем глазами, когда он встал со стула, снял маску, наклонился и поцеловал ее. Осторожно. Лоб. Глаза. Переносицу. Все такое знакомое. Такое родное. Прежде чем прижаться к мягким губам, Эрик, овеянный ее слабым дыханием, прошептал:

— С возвращением, любимая.

Иерусалим, Израиль

Этой осенью «Бьянчи» должны были выпустить совершенно новую раму. Синон прочитал об этом в журнале «Байсиклинг». Раму, которая легче, но при этом прочнее его нынешней. Он написал письмо в компанию, чтобы попытаться такую заказать, но ее представители еще не были уверены в цене и дате доставки. Цена Синона не волновала. Он уже потратил на хобби больше четырехсот тысяч. Но это была его единственная причуда, во всем остальном он жил как аскет. Синон крутил педали, вдыхая и выдыхая один запах за другим. Влажность воздуха усиливала ароматы, и Синон рассекал лужи, образовавшиеся в неровностях асфальта. Так рано машин не было, и он мог использовать всю ширину дороги, чтобы вписываться в повороты и наращивать скорость. Мышцы бедер усиленно работали; Синон чаще стоял, чем сидел. Первая половина маршрута вела в гору, и временами дорога шла круто вверх. Сначала Синон тренировал сердце и усиливал нагрузку до предела. Затем на спуске основными становились концентрация и техника.