Дети Морайбе - Паоло Бачигалупи
Девочка, широко раскрыв глаза, смотрит, как с рукояти стекает вязкая жидкость.
– Что это такое?
– Специальная бактерия. Изобретение фарангов.
– Но ведь это не кислота.
– Нет. В некотором смысле живой организм.
Хок Сен водит ножом по дверце сейфа, его орудие быстро тает, и он, недовольно морщась, говорит:
– Надо бы что-нибудь длинное, чем размазывать.
– А вы облейте сейф, а потом посыпьте.
– Вот так да! Какой сообразительный ребенок!
Вскоре железный шкаф блестит от воды, а старик, свернув из бумаги раструб, обдает его тонкой струйкой порошка, который, едва коснувшись металла, начинает шипеть. Хок Сен чуть отходит назад, испугавшись невероятной скорости реакции, и сдерживает порыв отряхнуть руки.
– Не дай этому попасть на кожу, – бормочет он, глядя на перчатки: если на них есть хотя бы несколько пылинок и туда попадет вода… Страшно представить.
Маи сразу отошла подальше и теперь стоит у дальней стены, с ужасом глядя на происходящее.
С сейфа облезает металл, отходит толстыми слоями, опадает яркими прошлогодними листьями, падает, потрескивая, скручивается, тает, рассыпается, оставляя на деревянном полу выжженный узор.
– Все проедает и проедает… – ошеломленно говорит девочка.
Старик начинает беспокоиться, не рухнет ли сейф сквозь пол на первый этаж, на конвейер.
– Бактерии живые – скоро у них наступит предел насыщения.
– Вон как фаранги умеют… – с благоговейным страхом говорит Маи.
– Не только они, тайцы тоже. И не думай, что все фаранги такие мастера.
Сейф тает и тает.
Надо было старику раньше проявить смелость и начать действовать еще до того, как в городе разразилась война. Он жалеет, что не может отмотать время назад, встретить прошлого себя – того напуганного параноика, который только и думал, как бы его не выслали из страны, как бы не разозлить заморских демонов, как бы сохранить свое доброе имя, – встретить и шепнуть ему, что нет никакой надежды, что надо брать и бежать, что хуже от этого не станет.
Его размышления прерывает чей-то голос:
– Ну-ну, тань Хок Сен. Как же я рад нашей встрече! – В дверях стоят Собакотрах, Костлявый, а за ними еще шестеро. У каждого в руке по пружинному пистолету. Закопченные, все в ссадинах, но довольные и самоуверенные. – Выходит, мыслим мы одинаково.
Взрыв освещает контору оранжевым заревом, пол дрожит. Трудно сказать, где именно громыхнуло, – стреляют, похоже, куда попало, а если кто-то и руководит атакой, то его замысел не понять. Снова взрыв, теперь ближе, – скорее всего, белые кители защищают дамбы. Хок Сен сдерживает острое желание сбежать. Продолжает потрескивать разъедаемая бактериями сталь, металл большими чешуйками опадает на пол.
– И я рад, – осторожно начинает старик. – Идемте, помогите мне.
– Пожалуй, не станем помогать, – с ухмылкой отвечает Костлявый.
Оттеснив Хок Сена, на чье присутствие, а также на присутствие Маи им наплевать, бандиты подходят к сейфу.
– Но это мое! – едва устояв на ногах, протестует старик. – Это я вам сказал, где все лежит! Вы не можете их забрать!
Никто не обращает на него внимания.
Он достает пистолет, но тут же чувствует прижатый к голове ствол и видит ухмылку Костлявого.
– Не стоит меня испытывать. Одной смертью больше, одной меньше – на мое перерождение это уже никак не повлияет, – с интересом разглядывая старика, говорит Собакотрах.
Хок Сен едва сдерживает ярость. Часть его очень хочет нажать на курок и стереть с этого лица довольную усмешку.
Металл все еще шипит, пузырится, опадает слоями, постепенно открывая последнюю надежду старика.
Нак ленги совершенно спокойно, с ухмылкой, с любопытством, даже не доставая своего оружия, смотрят на Костлявого и на Хок Сена, направившего на них пистолет.
– Уходи-ка, желтобилетник, подобру-поздорову, пока я не передумал, – советует Собакотрах.
Маи тянет старика за рукав:
– Пойдемте, разве это стоит вашей жизни?
– Она права, – говорит Костлявый. – Тебе нас не одолеть.
Хок Сен опускает пистолет и дает себя увести. Люди Навозного Царя, ухмыляясь, смотрят, как эти двое выходят из конторы, шагают вниз по лестнице в цех и дальше за ворота, на заваленную обломками улицу.
Вдали ревет мегадонт. Порыв ветра приносит с собой пепел, политические листовки и запах горящей всепогодки. Хок Сен чувствует себя старым, слишком старым для борьбы с судьбой, которая, совершенно очевидно, хочет его уничтожить. Мимо пролетает газетный листок, на котором крупным шрифтом что-то написано о пружинщице и убийстве. Удивительно, какой переполох устроила подружка господина Лэйка и как дружно люди ринулись ее искать. Он едва заметно улыбается: этому жалкому созданию сейчас куда хуже, чем ему, желтобилетнику. Стоило бы даже испытывать признательность: если бы не она и не новости об аресте господина Лэйка, старик давно бы умер, сгорел в трущобах вместе со своими бриллиантами, камнями и деньгами.
«Надо радоваться».
Но вместо радости он ощущает тяжесть, чувствует, как его осуждают предки: построенное в Малайе еще отцом и дедом при нем обратилось в прах. Гнет поражения давит невыносимо.
На фабричной стене шелестит листовка: снова пишут про пружинщицу, обвиняют генерала Прачу. Господин Лэйк с ума по ней сходил: трахал не переставая, тащил к себе в постель при первой возможности.
Хок Сен срывает бумажку и задумывается.
– Что случилось? – спрашивает Маи.
«Стар я для всего этого», – думает он, но чувствует, как сердце забилось живее.
– Есть одна идея. Возможно, это шанс.
Пусть надежда безумна, но отказаться от нее нет сил. Даже оставшись ни с чем, он должен рискнуть.
43
От взрыва танкового снаряда ее обдает землей и щепками. Отряд ушел из комплекса – отступил с позиций, как говорит Канья, но на самом деле сломя голову сбежал от танков и мегадонтов.
Они живы лишь потому, что главная задача военных, похоже, занять территорию министерства, и основные силы сосредоточены там. Несмотря на это, по дороге к южным стенам ее команда наткнулась на три отряда и потеряла половину людей, а прямо у запасного выхода, проломив стену, им навстречу выкатил еще один танк и перекрыл путь к отступлению.
Канья скомандовала отходить в рощу у храма Пхра Себа. Там разруха: бережно возделываемый сад вытоптан боевыми мегадонтами, колоннада сгорела от удара зажигательной бомбы, которая с ревом и свистом, будто яростный демон, пронеслась сквозь лес высохших деревьев. Поэтому теперь они сидят в укрытии на склоне холма среди обугленных пней и пепла.
Неподалеку падает еще один снаряд. В пролом за танком течет поток солдат, которые, разбившись на группы, бегут вглубь министерской территории – похоже, к биолабораториям. Канья думает, не там ли сейчас
