Дьявол и Дэниэл Уэбстер - Стивен Винсент Бене
Теперь она – просто милая миссис Макконеги. Но только не для меня. И все же к прошлому вернуться нельзя. Даже в Медоуфилд нельзя вернуться – наш дом снесли, а построили многоквартирный.
Вот почему мне хотелось с тобой поговорить. Я не жалуюсь, и я не из тех, у кого шалят нервы. Я просто хочу понять… хочу разобраться. И порой это вертится, вертится в голове. Ведь хочется что-то сказать детям, особенно когда они подрастают. Да, я знаю, что мы им скажем. Но достаточно ли этого?
Когда у нас гостят Бад и Барбара, живем мы, в общем, дружно. Особенно с Барбарой – она очень тактичная и обожает близнецов. Теперь они подросли, и стало как-то легче. И все же время от времени происходит что-то такое, отчего задумываешься. Прошлым летом я взял Барбару с собой на яхте. Ей шестнадцать, и она очень славная девочка – не потому что она моя дочь. В этом возрасте дети часто бывают колючими, а она – нет.
Ну мы разговаривали, и, естественно, хочется знать, какие у твоего ребенка планы. Бад решил, что станет врачом, как Макконеги, и я не имею ничего против. Я спросил у Барбары, собирается ли она приобрести профессию, а она сказала, что, пожалуй, нет.
– В колледж-то я пойду, – сказала она, – и, может быть, несколько лет поработаю, ну как мама в свое время. Но никаких особых талантов у меня нет. Я могла бы себя обманывать, папа, но не хочу. Мое дело, наверно, быть женщиной – дом, дети.
– Ну что ж, по-моему, правильно, – сказал я с весьма отеческим чувством.
– Да, – ответила она. – Я люблю детей. Знаешь, я, наверно, выйду замуж пораньше – для опыта. С первого раза может не получиться, но кое-чему научишься. А со временем найдешь того, с кем можно связать жизнь.
– Так вот как теперь у современных молодых женщин? – сказал я.
– Ну конечно. Почти все девочки так считают – мы обсуждали в школе. Конечно, иногда это получается совсем не скоро. Как у мамы Элен Гастингс. В прошлом году она вышла замуж в четвертый раз – но какой же он симпатичный! Когда я была у Элен в гостях, он всех нас повел на утренник – мы просто помирали. Он, конечно, граф, и у него потрясающий акцент. Не знаю, хотела ли бы я за графа – но забавно, наверно, когда у тебя на носовых платках маленькие короны, как у мамы Элен. Что с тобой, папа? Ты шокирован?
– Не льстите себе, мадемуазель. Меня пытались шокировать профессионалы, – сказал я. – Нет, я просто задумался. Что, если бы… если бы мы с твоей мамой не разошлись? Как бы тогда ты на это смотрела?
– Но вы ведь разошлись, правда? – сказала она без всякой обиды, совершенно спокойно. – Понимаешь, теперь почти все расходятся. Не волнуйся, папа. Мы с Бадом все понимаем – боже мой, мы уже большие! Конечно, если бы вы жили с мамой, – с готовностью согласилась она, – я думаю, это было бы очень мило. Но тогда у нас не было бы Мака, он знаешь какой симпатичный? – а у тебя не было бы Лайзы и близнецов. И потом, ведь все у нас устроилось? Нет, конечно, я совсем не против, чтобы получилось с первого раза, если будет не очень нудно и мрачно. Но надо смотреть на жизнь трезво, ты же понимаешь?
– Смотреть трезво! – сказал я. – Черт возьми, Барбара!
И запнулся – что тут надо говорить?
Такая вот получается история, и, если у тебя есть готовая шпаргалка, – подкинь мне. Так мало людей, с которыми можно поговорить, – вот в чем беда. Нет, все очень милы, но это не совсем то, что надо. А если чересчур задумываешься, начинаешь ударять по коктейлям. И это слишком большая роскошь – пьяницей я никогда не был.
Единственный вопрос – когда это может кончиться и кончится ли? Вот единственное, что меня пугает.
Тебе это может показаться глупостью. Но я видел других людей… возьми ту же миссис Гастингс из рассказа Барбары. Или моего пожилого приятеля в клубе. Неужели он начал с того, что хотел четыре раза жениться? Про себя я знаю, что не хотел, – я не из той породы, ты ведь знаешь.
И все-таки, допустим, ты встретил кого-то, кто относится к тебе как к человеку. И не считает, допустим, что ты туповат, если про «Американ Кэн Ко» знаешь больше, чем о том, кто что нарисовал. И допустим даже, этот кто-то намного младше тебя. В конце концов не это главное. Я ведь не донжуан. О разводе или о чем-нибудь подобном мы с Лайзой не думаем. Естественно, каждый живет своей жизнью – но с кем-то ведь надо поговорить? Конечно, таким человеком могла быть Салли. Моя вина. Но и Морин, понимаешь, это не просто что-то там из кордебалета. У нее свой, сольный номер. И когда узнаешь ее поближе, она в самом деле очень умненькая девочка.
В городе повсюду[50]
I
Я люблю его, и зимой, и летом. Но, пожалуй, больше всего люблю в разгар жары, когда на время включают пожарные колонки и ребятня бегает в брызгах воды. Именно тогда шум продолжается еще долго после наступления двенадцати, и, если выглянуть в окно, увидишь мужчину в рубашке с коротким рукавом, а рядом с ним – его толстую жену: посиживают перед магазином на кухонных стульях. Знаю, так не должно быть, но Нью-Йорк нравится мне таким.
Нет, родился я в Бруклине, но мало что помню из тех времен. Прежде чем я успел запомнить что-нибудь, мы переселились в Ист-Сайд. Отец был часовщиком – наверное, отсюда мое пристрастие к починке вещей. Он работал в «Логане» в начале Четырнадцатой, и я помню, как был разочарован, узнав, что ему принадлежит далеко не весь магазин. Он был швейцарцем, мама – ирландкой, так что во мне две
