Галактика Алфавит - дом лысых обезьян (СИ) - Никитин Петр

Она поселилась в уединённой лачуге затерянной среди поросших степью холмов. Местность была безлюдной. Летательные аппараты старательно облетали покатую крышу хижины и только черные вороны, парящие в небе, своим тревожным криком давали понять, что громадина человеческого социума, расползшееся по всей галактике, ещё существует, и что от неё можно скрыться только в одиноком покое.

Степь это бескрайнее, белёсое море. Заросли ковыля, злака, чьи пушистые колоски гуляют на ветру словно волны, в которых цветными огоньками мелькают маленькие, яркие жёлтые, синие, красные цветочки маков, нарциссов и васильков.

Обстановка в хижине была спартанской, кухня, объединённая с гостиной, и спальня. Над спальней был стеклянный потолок, и ночью можно было смотреть ни на голограмму звёздного неба, а на настоящие зелёные огоньки.

Два дроида, живших в лачуге, были деактивированы. Валерия вручную полностью отключила их жизнедеятельность.

Эрат Клюйеф, певучий мужчина, "любимый дядюшка" Валерии, был удивлён решением племянницы:

— Совиный Утёс, наш старинный большой дом, наш берег холодного моря, наше милое семейное гнёздышко, более подходит для женщины твоего уровня социально покоя — говорил он — Там твои дети, твоя прислуга, гобелены, камин… Почему ты решила остаться на бета-Де? Да планета хорошая, я ни спорю. Но та часть, того материка, где ты нашла себе приют, убогостью поспорит только с моими туфлями. Ты видела мои туфли? Вот то-то же. Я буду ежедневно волноваться за тебя, бояться ложиться спать, бояться встречать утро. Возвращайся домой! Возвращайся на Землю! Пожалей свою любимую семью!

— Мне нужно только несколько дней. Твои печали утешат, есть кому…

— Но почему?

— Почему?! — Валерия задумалась, но вспомнила своих дочерей, прислугу, Каменное Молоко, гобелены, камин, холодное море и не решилась отвечать правдиво. Правда Эрат говорил так громко, что и не ждал никакого ответа.

Причина такого поведения мадам лежала на поверхности. Дело в том, что и в кресле около камина, или в самом камине, или на поверхности беснующихся, черных, холодных, солёных, вод никогда не возникнет призрак любимого человека. Человеческое сознание, это стандартное его свойство, моделирует образ умершего любимого человека, только в условиях когда ему ничто не мешает.

Барашки и буруны, гребни и водовороты, брызги, рябь, седые камни стен, табличка "Совиный Утёс", мельница, рыбацкие сети, запах горящего торфа, ежики-дроиды, звон стёкол в оконных рамах, постоянные гости и прочие, и прочее, прочее не помогут зрению воссоздать долговязую фигуру учёного физика. Скорее наоборот дома, в родном уюте, горе и грустные мысли уснут и быстро исчезнут. Призрак любви никогда не возникнет, что оставит тревожность и чувство неполноценности до конца жизни. А надо наоборот, погрузится в свой мир и увидеть в нём свет.

Валерия всегда хорошо разбиралась в "тонких" вопросах человеческой личности. Её научная работа, если убрать пещеры, музыку и танцы, как раз и была связана с сознанием лысой обезьяны, его эволюции, и координации разных сознаний в социум.

— Интересно что бы сказал Риэль — думала мадам — когда бы он узнал, что ради странной надежды, увидеть его тень среди волн из пушистых колосков, я готова отдалиться от всего, что было мной раньше, и что теперь не имеет значение… Что ближайшие пять, семь дней я буду жить как кроманьонец…

***

Ветер по холмам гулял как хотел. Он не дул прямо, как бывает на солёном море, он резвился кругами, спиралями, завивая ковыль словно кудрявые локоны. Иногда ветер вдруг внезапно стихал или кружась в воронке пытался собрать смерч. Но на смерч всегда не хватало сил, да и ураган получался лишь на вершинах холмов, в лощине ветра облизывали и траву, и хижину с силой кошачьего языка. Пушинки семян затевая хороводы, поднимались ввысь, достигая края, похожего на стекло, неба.

И в первый же день, сидя в кресле перед дверями лачуги, Валерия увидела как в лучах светила, по белесым волнам, не оставляя в ковыле следов, плывёт долговязая, нескладная тень.

Риэль Шрут одинокий человек, который был готов вечно быть в услугах к мадам.

Валерия смахнула с глаз слёзы и тень исчезла, но не надолго. Чем ниже была звезда Глаз Доброты над горизонтом, и чем дольше плакала Валерия над своим горем, тем чаще, в тенях облаков, мелькал милый призрачный силуэт и тем явственней она слышала его голос и видела грубые черты его лица.

Валерии не пришлось вызывать голограмму Риэля Шрута, чтобы понять, что это был за человек.

Открытый добрый мальчик, который родился в агроэдеме, но взрослел в научном кластере в горах. Друзья пользовались его наивностью, пользовались его честностью, его неловкой отстранённостью и мечтательностью. Они могли порвать ему тетрадку, или скинуть вещи в уборную. Родители Риэля, такие же беззащитные люди, чтобы не защищать сына, и не бороться с несправедливостью, спрятали свои чувства за равнодушием и ханжеством.

Маленький Риэль ненавидел своих родителей, но боялся своих "плохих" чувств, поэтому ненависть к родителям проецировал на себя. Когда он вырос, детские обиды забылись. Доктор Шрут был весёлым преподавателем, профессором и дотошным учёным.

Он всю жизнь искал свою вторую половинку, мечтал создать семью и только в семье видел своё счастье, но не смог. И наверное в отчаянии уже и не верил что будет вознаграждён за детские страдания.

Тот разговор, между Риэлем и Валерией, в Инфоцентре, когда эксперимент только начинался, был квинтэссенцией надежды и восторга на семейную жизнь. Именно поэтому Риэль волновался, делал ошибки, стараясь, показать себя сильным мужчиной, хотел быть достойным самцом. Он был нежным, пугливым, страдающим в одиночестве человеком. Именно его, такого человека из прошлых столетий, Валерия искала всю жизнь.

Утром, Валерия с удивлением увидела восход. Всю ночь она сидела в кресле у входа в лачугу и в свете звёзд искала, находила и снова теряла тепло умершего человека и ей казалось что кроме ночи в мире больше ничего нет, миру кроме ночи ничего не нужно, и ночь будет вечной.

Но пришёл рассвет, как и миллионы лет назад, по степи, лёгкой, невесомой дымкой стелилась туманная пелена влажного воздуха. Капли росы на стеблях ковыля были маленькие, словно речной жемчуг.

Когда звезда по имени Глаза Доброты поднялась выше, роса высохла, высох и воздух, туман исчез, исчезли в небе облака и голубое небо, словно стекло, однотонное, яркое убаюкала мадам и она уснула.

Проснулась она ближе к обеду, но еду принимать не стала. Влекомая спонтанным желанием Валерия, встала с кресла, и сделала несколько шагов по густой траве, её преисполняла энергия преодоления, ей казалось, что своей духовной силой она сможет вернуть Риэля, и ведомая интуицией, она побрела в степь. Шла медленно, но сердце почуяв откровение, погнала застоявшуюся кровь, побежала и мадам. Всё быстрей и быстрей, по направлению к вершине ближайшего холма.

Мельком она видела змей и пауков, птиц и бабочек, мышей, саранчу, других обитателей бескрайнего ковыльного моря. Когда она достигла вершины холма, Валерия ожидала встречи с чудом. Если бы на вершине стоял Риэль, она бы не удивилась, и всё произошедшее показалось бы ей вполне достойным завершением кошмара.

Но на вершине её ждал заяц, который внимательно посмотрел на лысую обезьяну, и посчитав её опасной, кувырком скатился в лощину. В какой-то момент он был бы лёгкой добычей для орлов, но орлов не было.

С вершины холма были видны, другие холмы, гряды покрытые бледно-зелёным ковыльным ковром и небо смыкающиеся со степью на горизонте.

— Здесь можно провести мистерию… — подумала Валерия — Странно, что за столько лет мы не додумались выйти из пещер на простор. Тут ключ к быту и социуму кроманьонцев… Древние люди жили на открытой местности, а пещеры посещали с явной неохотой, лишь изредка… Тут в поле нет древесины, значит мистерии проходили в свете звезды, или звёзд… Здесь нет эха, значит можно использовать струнные и духовые мелодии. Сложно представить, какие открытия ждут тут своих исследователей. Ведь в пещерах страшно, а здесь на холме — вольно, приятно, хорошо!