Владимир Немцов - Последний полустанок

Из разговора со следователем Набатников узнал, что Аскольда Семенюка не вызывали, а ограничились беседой с Медоваровым, которому было предъявлено обвинение в притуплении бдительности и использовании служебного положения. Он не имел права принимать частные заказы и приказывать помощнику лаборанта фотографировать иллюминаторы Литовцева для какого-то журнала.

Сейчас, рассматривая фотографии, переснятые с кинопленки, Набатников припоминал свой недавний разговор со следователем.

- Да ведь это нижние иллюминаторы, - доказывал Набатников. - А те, что сделаны из "космической брони", были наверху.

- Вполне возможно, - согласился следователь. - Но сущность дела от этого не меняется.

- Я тоже так думаю. Однако что-то мне здесь не нравится. Возможно, Семенюк ошибся... А если здесь другая причина?

Следователь помолчал и сказал откровенно:

- Не знаю почему, но меня предупредили, чтобы Аскольда Семенюка пока не тревожить.

- Вряд ли он связан с иностранной разведкой. Молод и глуп.

- По глупости тоже бывает. Но в данном случае это исключено: Мы проверяли... А ваши опасения я понимаю... Специальная техника. Хорошо бы вы сами выяснили насчет иллюминаторов... Если это вас не затруднит.

- Пустяки, - отмахнулся Набатников. - Люди меня интересуют не меньше иллюминаторов. Любопытно познакомиться поближе. Говорят, что мальчик где-то здесь отдыхает от трудов праведных.

- Так точно, - подтвердил следователь. - Он должен сюда заехать - позабыл отметить командировку. Медоваров потребовал. Перед сдачей дел хочет, чтобы вся отчетность была в порядке.

Набатникова удивило это странное совпадение, но ведь с Толь Толичем был уже серьезный разговор и, вероятно, ему подсказали, как поступать дальше. А Набатникову подсказывать не нужно, он сделает все возможное, что от него зависит.

* * * * * * * * * *

Аскольдик приехал именно в тот день, когда его и ожидали. Зайти к директору института? Пожалуйста! И ни тени удивления. Наконец-то Набатников пожелал извиниться? Ведь неудобно, когда люди приезжают в командировку, а им от ворот поворот. Вероятно, подействовала жалоба, которую тайком от Толь Толича подписали три аспиранта. Разве так можно относиться к молодым кадрам? Накрутили, видно, Набатникову хвост. Теперь лебезит, заискивает перед молодежью.

"Ну, ясно!" - подумал Аскольдик, когда, предложив ему кресло, Набатников начал разговор издалека. Спрашивал, как отдохнул молодой товарищ - уже успел загореть, - интересовался киносъемкой, как она получается?

- Спасибо, Афанасий Гаврилович, - вежливо ответил Аскольдик. - Получается. На цветную снимал... Да что вы! Не в первый раз. Освоена... А места здесь вполне приличные. Хочу осенью опять подъехать. Недавно "Волгу" получил.

- Выиграли в лотерее?

- Что вы, Афанасий Гаврилович! Купил на свои кровные... То есть не совсем на свои, - заметив удивленный взгляд Набатникова, поправился Аскольдик. Папан у меня добрый. Помог.

- Это приятно. Анатолий Анатольевич очень хорошо о нем отзывался. Кстати, а вы знаете, сколько стоит "Волга"?

- Конечно.

- Отец ваш директор производственного комбината? Так, кажется? Ковры, дорожки... Не помню, что-то мне говорил Анатолий Анатольевич. Зарплата его вам известна?

- Примерно, - нехотя ответил Аскольдик.

- Вы извините меня, товарищ Семенюк, за любопытство. Возможно, вам посчастливилось? По займу выиграли? Нет? Тогда, может быть, дача в наследство осталась? Отец решил сделать вам подарок и продал ее за ненадобностью?

- При чем тут наследство? - обиделся Аскольдик. - Дачу сами построили и продавать ее пока не собираемся.

Афанасий Гаврилович взял со стола счетную линейку и протянул ее Аскольдику:

- Видимо, я совсем позабыл арифметику. Проверьте, пожалуйста. По моим расчетам, ваш папа должен работать два года, чтобы купить "Волгу". Но ведь пить-есть тоже надо. Мама не работает, а вашу зарплату всерьез принимать нельзя. Она почти целиком уходит на содержание машины и ваши личные потребности. Математический парадокс.

- Я не математик, Афанасий Гаврилович, - лениво произнес Аскольдик, кладя линейку на стол. - И, откровенно говоря, этим вопросом никогда не интересовался.

Набатников чуть не стукнул кулаком по столу. Не интересовался? А сюда прилетел с блокнотом, хотел выпускать сатирический листок, любопытствовал, спрашивал, нет ли бракоделов среди ученых, выискивал сплетни, дотошный до всякой ерунды... А что творится дома, его, видите ли, не интересует. Но самое главное, что тут он искренен. Он всегда в стороне. И, к сожалению, так нередко бывает. Развернешь газету, читаешь: "Из зала суда". Опять проворовался какой-нибудь завмаг. Построил себе дачу за огромные деньги. А откуда у него деньги - никто раньше не спрашивал. Равнодушные доброхоты отводили ему участок, подписывали всякие бумаги, продавали стройматериалы, помогали рабочей силой... А ведь стоило только прикинуть в уме общую сумму его многолетней зарплаты и примерную стоимость дачи, как дело уже можно передавать в прокуратуру. До каких же пор мы будем оправдываться пережитками капитализма? Почему мы слепо закрываем глаза и ждем естественного и обязательного конца, что жулик обязательно попадется? Неужели так мало значит профилактика?

- Простите мою назойливость, товарищ Семенюк, - как можно спокойнее проговорил Набатников. - Вы изволили заметить, что бытовыми вопросами не интересуетесь. Тогда чем же?

Аскольдик снисходительно усмехнулся:

- Мне очень странно слышать это от вас, Афанасий Гаврилович. Разве сейчас, когда открылись дороги в космос, можно интересоваться чем-либо другим? Вся молодежь только и думает, как бы поскорее распроститься со старухой.

- Какой старухой? - удивился Афанасий Гаврилович.

- Землей, конечно.

Набатников только руками развел. Вон чем он прикрывает свою пакостную философию! "Впрочем, почему именно вас, уважаемый профессор, занимающегося изучением космоса, волнуют какие-то мелкие жулики? - иронически спросил он себя. - Полноте, Афанасий Гаврилович, завтра открывается новая эпоха в истории человечества. Вечная энергия космических пространств будет спущена на Землю..."

Нет, не убедит себя профессор Набатников, и зря он старается пышными словами оградить свое сознание от сегодняшнего, сиюминутного. Во имя чего? Ради кого он живет и трудится? Во имя будущего человечества, ради наших детей... Но опять вновь и вновь возникает трезвая, холодная мысль. Дети? У Набатникова взрослая дочь - учительница в сельской школе. Она счастлива, и ей не нужна ни "Волга", ни столичная профессорская квартира, в которой она могла бы жить. И вот, заложив ногу за ногу, сидит перед тобой мальчик. Он тоже один из тех, кому должно принадлежать будущее. Таких мальчиков не так уж много, но они живут в дачах, построенных на ворованные деньги, разъезжают в ворованных машинах. Они догадываются об этом, догадываются их друзья, но никто не хочет называть вещи своими именами, лишь стыдливо прячут голову под крыло и делают вид, что ничего не знают.