Владимир Фалеев - Фантастика 1990 год

Я приступил к дальнейшему исследованию беспомощно распростершейся копии. Она очень походила на форму, сделанную из серого теста. При помощи лазера я разрезал ее на “ломти”.

Внутри было то же тесто, ни малейшего намека на полое пространство, сложную аппаратуру и приборы, которыми я пользовался в своем корабле. Еще одно доказательство в плюс, подумал я, что среда планеты ощупывает только поверхность.

Вот и получилось, что, воспроизведя копию, она заполнила недоступное ей внутреннее пространство тестообразной, но достаточно плотной субстанцией. Вероятно, и все остальные копии были воспроизведены точно так же. С тем отличием, что в “разрезанном” экземпляре субстанция еще не успела окончательно зафиксироваться; она эволюционировала медленно, но верно, стремясь приобрести металлические свойства земного подлинника.

Недаром разъярился шеф и орал, что я собираюсь скомпрометировать, подорвать основы института! С тех пор прошло много времени; я прочитал бесчисленное множество рапортов других астронавтов, но ни в одном не упоминалось что-либо подобное; никакой другой внеземной мир, насколько я знаю, не обладал способностью Бактрианы воспроизводить и размножать объекты, причем эта способность проявлялась только при наличии чуждого объекта. До моего прибытия потенциал планеты оставался полностью неиспользованным за неимением моделейобразцов, но в течение нескольких дней, что я провел там, все изменилось. “Я должен был бы санкционировать тебя!” - прорычал шеф, когда подписывал мой рапорт и вычеркивал Бактриану из плана исследовательских работ. Однако ему не давали покоя мои наблюдения, выводы и гипотезы, не давала покоя мысль, что я затеял неосторожную игру, нарушив таким образом равновесие иного мира, мало нам известного. А это случилось после того, как я обнаружил эффективное средство влиять на суспензию, управлять ее действиями.

– Ты позволил себе слишком много,- сказал шеф.- Ты возомнил себя истинным Творцом и действовал по собственному хотению, вследствие чего породил там полный хаос. Именно за это я должен бы тебя санкционировать, но за такую провинность устав не предусматривает соответствующей санкции. И не говори, что ты хотел превратить Бактриану в исследовательскую лабораторию или черт его знает во что! Просто-напросто тебе понравилась игра, и ты довел ее почти до крайнего предела.

Теперь ничего не поделаешь: поступило указание временно отказаться от исследований Бактрианы, подождать, пока там чтото более или менее наладится… Когда-нибудь позднее увидим, что осталось от мира, который некий человек по своей прихоти перевернул вверх дном.

Примерно так он говорил и выглядел злым и раздраженным, но мне казалось, что он притворялся. В глубине души мои эксперименты на Бактриане заинтересовали его. И уже тогда его снедало любопытство, желание узнать, что же случится с миром, который я создал, воспользовавшись уникальными свойствами планеты из созвездия Льва. Что еще сказать? Меня тоже интересует, мне тоже хотелось бы знать, как развивались отношения между моими многочисленными “творениями”, но я словно утратил прежнюю безумную смелость, а именно такая смелость нужна мне, чтобы вернуться на Бактриану.

Сам себе не признаваясь, я желал бы думать, что шеф ошибается, что он не прав, когда обвиняет меня и грозит наказанием. В конце концов, спрашивал я себя, пытаясь оправдаться, в чем состоит мои вина? Я провел эксперимент на Бактриане, планете необитаемой, следовательно, предоставлявшей полную свободу действий. Я ее не взорвал, не выбросил за Пределы Галактики, а просто вывел из пассивного пребывания, положив начало удивительной биологической эволюции. И не в результате насильственных мер или действий, противоречащих нормальной эволюции планеты. Фактически Бактриана сама создала новые формы за рекордно короткий срок. Миметическая способность ее субстанции, казалось, именно для этого и была предназначена. Моей заслугой было лишь то, что я предоставил суспензии образцы для воспроизведения. Можно сказать, что планета с ее поразительными внутренними ресурсами и возможностями ждала меня испокон веков. Экстраординарная среда Бактрианы действовала только в том случае, если имела перед собой модель, а модели-образцы не могли возникнуть из небытия в пустынном голом мире, где жизнь не проявилась и вряд ли когда-нибудь могла проявиться. Так вот, это сделал я: предоставил планете модели.

Идея осенила меня спустя несколько часов после того, как я разрушил одну из “копий” моего корабля. А ну-ка, подумал я, давай посмотрим, может ли Бактриана сделать и кое-что другое! Я был почти полностью уверен, что серийное воспроизведение космических кораблей для нее далеко не предел, и что-то так и подмывало меня провести проверку. Марево, стоявшее над болотами, стало клубиться, распухать. Итак, готовилось новое наступление желатиновой субстанции на плато. Мое предположение оправдалось. Мглистое облако пришло в движение и отправилось в мою сторону. Я быстро залез в кабину, служившую для меня единственным убежищем, и синтезировал большой кусок воска. Времени оставалось мало, а воск был самым подходящим материалом. Я трудился не покладая рук и в результате слепил маленькую аляповатую фигурку, отдаленно напоминавшую собаку. Снова выйдя из корабля, я положил фигурку около него, а затем закрылся внутри и стал ждать.

После того как облако ушло обратно в свои болотистые озера, я не обнаружил новых копий космического корабля, зато бесчисленные желтые собачки размером с мою модель появились на плато; все они были восковыми. Тогда я решился сделать модель собаки в натуральную величину. В моем распоряжении имелось достаточно времени, и теперь модель могла быть изготовлена специальной программной установкой. Вскоре передо мной красовался крупный мускулистый пес, тщательно вылепленный из большого куска воска, от которого он позаимствовал и желтую окраску. Я выставил его наружу и, возвращаясь в кабину корабля, подумал, что на необычайно чувствительную среду планеты можно было бы воздействовать и иначе, не только при помощи простой модели. А что, если я сообщу модели дополнительную информацию, касающуюся, например, движения? Я надел шлем, усиливавший биотоки моего мозга, включил передатчик и резервную энергетическую установку.

На этот раз, когда вязкая, тучная суспензия накрыла мой корабль, я мысленно сосредоточился, представил себе желтую собаку и движения, которые обычно совершает каждая собака: ходит, скачет, скалится и лает, виляет хвостом и т. д. Когда облако отступило в болота, я увидел двух псов, недоуменно оглядывавшихся вокруг, которые затем, держась рядышком, неспешно направились к изготовленной мною модели. Они долго обнюхивали ее, время от времени широко разевая в ленивом зевке пасти, в которых виднелись такие желтые языки, как и все их тело. Наскучив безрезультатным обнюхиванием, они побежали вдаль, весело дурачась и играя друг с другом.