Фредерик Пол - Кометы Оорта

Шимпанзе кивнул, но ничего не сказал. Он следил за красноречивым оратором Даном Флери, который казался чем-то расстроенным.

— Где же эта «Скорая помощь»? — спросил Черны с тем нетерпением, с каким доктор обращается к молодым врачам, и футболист в форме посыльного молча поспешил покинуть комнату, чтобы выяснить это.

Шимпанзе издал лающий звук, чтобы прочистить горло.

— Гчдо, — начал он (это прозвучало примерно так: немецкий звук «ich», и за ним слово «что»), — гчдо ви ибели в виду, миста Флери? Видеол?

Дан Флери повернулся и тупо посмотрел на шимпа. «Нет», — внезапно подумал Маршан так, словно не понимая, о чем говорит шимп. И словно не собираясь отвечать.

Маршан прохрипел:

— Что такое «видеол»?

— Посмотрите на меня. Послушайте, мистер Фергюсон, может, нам лучше уйти.

— Гчдо? — с трудом донесся резкий лающий звук, преодолевая сопротивление обезьяньего тела, в которое было заключено существо, а потом звуки стали раздаваться отчетливее: — Что вы ибели… вы имели в виду?

Маршан поморщился, и на секунду ему показалось, что его вот-вот вырвет. Но потом это ощущение прошло, оставив легкую слабость. «Не может быть, — сказал он себе, — чтобы я что-нибудь сломал себе. Черны не стал бы обманывать меня насчет этого». — Но он чувствовал себя так, будто и в самом деле что-то сломал.

Он утратил интерес к разумному шимпанзе и даже не повернул голову, когда Флери подбежал к нему и в возбуждении начал шептать что-то на ухо, эти звуки напоминали стрекотание сверчка.

Если человек хотел оставить свое человеческое тело, которое ему дал Господь Бог, и вложить свой разум, мысли и — да — душу в тело человекообразной обезьяны, это не давало ему права на какое-либо особенное уважение со стороны Нормана Маршана.

Конечно, нет! Маршан повторял привычный аргумент, дожидаясь приезда «Скорой помощи». Люди, добровольно отправлявшиеся в межзвездные путешествия, для осуществления которых он столько сделал, знали, на что вдут. И пока какой-нибудь супер-Бэтмэн не изобрел мифического сверхсветового двигателя, так всегда и будет. На доступных скоростях, меньших скорости света -186 000 миль в секунду, потребуются десятилетия, чтобы достигнуть почти любой из известных планет, заслуживающих интереса.

Процедура смитования позволяла этим людям использовать их разумы для контроля тел шимпанзе — легко размножающихся, достаточно недорогих, — в то время как их тела оставались в глубоком анабиозе все эти долгие годы путешествия среди звезд.

Естественно, на это шли храбрые люди. Они имели право на вежливое к ним обращение и уважение.

Hо и он этого заслуживал, и не уважительно говорить о каком-то «видеоле», что бы это ни значило, когда человек, благодаря которому стали возможны межзвездные путешествия, серьезно болен…

Если только…

Маршан снова открыл глаза.

— «Видеол». Если только «видеол» не было самым близким приближением того, что могли произнести голосовые связки шимпанзе, к… к… если только то, о чем они говорили, пока он был без сознания, не было той абсолютно невозможной, безнадежной и фантастической мечтой, которую он, Маршан, оставил, когда начал заниматься организацией кампании по колонизации планет.

Если только кто-то в самом деле не открыл способ путешествовать со сверхсветовой скоростью.

На следующий день, как только это стало возможно, Маршан взобрался в кресло на колесиках — самостоятельно (он не хотел, чтобы ему в этом помогали) — и направился в комнату-планетарий дома, который Институт предоставил ему бесплатно на всю жизнь. (Правда, до этого он посвятил всю свою жизнь Институту.)

На обустройство планетария Институт затратил 300 тысяч долларов. Закрепленные на растяжках звезды заполняли весь объем сорокафутового круглого зала, представляя в масштабе весь космос в радиусе пятидесяти пяти световых лет от Солнца. Каждая звезда была отмечена. Некоторые из них год назад слегка даже подвинули, чтобы скорректировать их движение. Все это было проделано очень тщательно.

Двадцать шесть огромных звездолетов, строительство и отправку в космос которых финансировал Институт, тоже были помечены — те из них, что были еще в пути. Разумеется, их изображения были увеличены и не в масштабе, но Маршан понимал, что они собой представляют. Он подкатил кресло к центру комнаты по обозначенной дорожке и остановился там, разглядывая все вокруг, прямо под желтым Солнцем.

Вверху над ним царил голубовато-белый Сириус. Чуть выше завис Процион. С их наложенным друг на друга сиянием свет ни одной другой звезды не мог быть сравним, хотя справа от Проциона еще ярче сверкал красный Альтаир. В центре комнаты Солнце и альфа Центавра составляли ослепительно сияющую пару.

Он посмотрел слезящимися глазами на самое большое разочарование в его жизни. Альфа Центавра В. Такая близкая. Такая подходящая. И такая стерильная. Это была насмешка мироздания: ближайшая звезда к Солнцу, имеющая самые благоприятные шансы стать новым домом для человечества, так и не обзавелась планетами… или, может, когда-то и имела их, но затем потеряла в ловушках, которые возникли в пространстве между нею и ее двумя спутниками.

Но оставались и другие звезды, сулившие надежду…

Маршан принялся искать и нашел тау Кита, желтовато-бледную звезду. Только одиннадцать световых лет до Солнца, и колонисты определенно должны уже ее достигнуть. Еще лет десять, а может, и меньше — и они получат ответ… если, конечно, там есть планеты, годные к существованию человека.

Это был тот вопрос, на который они уже так часто получали ответ «нет». «Но Тау Кита все еще остается хорошей ставкой», — твердо сказал себе Маршан. Это была менее яркая и более холодная, чем Солнце, звезда. Но она была того же типа — G - и если верить астрофизикам, то почти наверняка имеет планеты. Однако если она станет еще одним разочарованием…

Маршан обратил свой взгляд к 40 Эридана А — еще более блеклой, еще более далекой. К этой звезде направился, насколько он помнил, пятый построенный им корабль. И вскоре он должен достигнуть цели — в этом году или следующем. Точно время оценить было невозможно — ведь максимальная скорость корабля приближалась к скорости света…

И конечно, максимальная скорость могла к настоящему времени еще более возрасти.

Внезапно на него нахлынула волна разочарования от неудач, почти причинявшая ему физические страдания. Быстрее скорости света — да возможно ли такое!

Но у него не было времени на проявление каких-либо особых эмоций, да и вообще способен ли он еще что-либо чувствовать. Ему казалось, что времени у него остается все меньше и меньше, и он снова выпрямился, оглядываясь вокруг. В возрасте девяноста шести лет уже не хочется заниматься какими-то праздными делами, вроде грез наяву.