Академия. Начало - Айзек Азимов
– Но ведь Рейчел потребуется время. За ночь ей не сотворить из тебя кумира, как, впрочем, и за неделю. По-хорошему на это уйдет никак не меньше года.
Селдон в задумчивости мерил шагами комнату.
– Может, и так. Не знаю. Да, пожалуй, здесь ты права. Рейчел не произвела на меня впечатления женщины, привыкшей терпеть и смиряться. А ее престарелый батюшка, Манникс Четвертый, наверняка еще менее терпелив. Он должен чувствовать приближение собственной кончины, и если стремился к развалу Империи всю свою жизнь, то предпочтет, чтобы все свершилось за неделю до его похорон, а не семью днями после. И потом…
Селдон оборвал себя на полуслове и внимательно оглядел комнату.
– Что – «потом»?
– Мы должны обрести свободу. Понимаешь… Я решил проблему психоистории.
Глаза Дорc удивленно расширились:
– Что?! Ты ее разработал?!
– Ну, не то чтобы в полном смысле разработал. На это уйдут десятилетия, может быть, века. Но теперь я знаю, что нужно для того, чтобы психоистория стала не теоретической, а практической наукой. Знаю как, но для этого мне нужно время, покой и средства. И пока я, быть может, вместе с моими учениками, буду этим заниматься, Империя должна существовать. Надеюсь, кто-нибудь придумает, как сохранить ее или хотя бы свести до минимума последствия распада. И не спал я прошлой ночью от мыслей о том, что пора браться за работу, а я не могу.
87
Утром пятого дня пребывания в Сэтчеме Дорc помогала Рейчу облачиться в парадный костюм, который вызывал у обоих одинаковое удивление.
Рейч с сомнением глядел на свое отражение в голографическом зеркале, а отражение, казалось, смотрело на него, копируя каждое движение, но при том не путало левую и правую стороны. Мальчик впервые в жизни смотрелся в голографическое зеркало, поэтому не смог удержаться – потянулся к изображению, смущенно захихикал, когда рука схватила пустоту, а рука в зеркале в точности повторила движение, но ее прикосновения он не почувствовал.
Наконец он изрек:
– Потешный у меня видок, однако.
Рейч пощупал тунику, сшитую из тончайшей ткани и подпоясанную узким плетеным ремешком, ее воротник – стоячий, будто накрахмаленный, доходивший до ушей.
– А башка у меня, как мяч в чашке.
– Так одеваются богатые дети в Сэтчеме, – объяснила Дорc. – И всякий, кто на тебя посмотрит, будет просто в восторге и обзавидуется.
– Это с прилизанными-то патлами?
– Конечно. А еще ты наденешь вот эту маленькую круглую шапочку.
– Тогда башка уж точно как мяч станет.
– Значит, не позволяй никому ее пинать. А теперь вспомни все, о чем мы говорили. Будь внимателен и не веди себя как маленький.
– Но я же и есть маленький, – возразил Рейч, невинно глядя на Дорc.
– В самом деле? – поддразнила та. – А я-то думала, что ты считаешь себя двенадцатилетним взрослым.
Рейч ухмыльнулся:
– Ладно, чего там. Прошпионю, как надо.
– Только, пожалуйста, не зарывайся. Не подслушивай у замочных скважин. Если тебя за этим застанут, ничего хорошего не получится.
– Ну, вы че, тетечка, за кого меня держите? Че я, дите малое?
– А не ты ли, плутишка, утверждал это секунду назад? Слушай и запоминай все, что будет твориться вокруг тебя, но так, чтобы никто не видел, а после расскажешь нам. Это очень просто.
– Это вам, госпожа Венабили, просто говорить… – притворно вздохнул Рейч, но тут же хитро усмехнулся и закончил: – А мне такое дело – раз плюнуть.
– И будь осторожен.
– Ясное дело, – понимающе подмигнул далиец.
Тут явился лакей (настолько бесцеремонный, насколько только может быть самый наглый из них), дабы сопровождать Рейча туда, где его ожидала Рейчел.
Селдон проводил их озабоченным взглядом.
– Пожалуй, вряд ли парень посмотрит зоопарк, если будет слушать во все уши. Не уверен, что мы правы, подвергая ребенка такой опасности.
– Опасности? Я так не думаю. Рейч вырос в трущобах Биллиботтона, не забывай. Шпион из него получше будет, чем из нас двоих, вместе взятых, Гэри. К тому же Рейчел без ума от мальчишки и простит ему любую проделку, бедняжка.
– Ты что же, жалеешь мэршу?
– А ты считаешь ее недостойной сожаления, если она дочка мэра и по праву считает себя мэром, если мечтает разрушить Империю? Может, ты и прав, но все равно в ней есть кое-что, заслуживающее симпатии. Ну, например, у нее была несчастная любовь. Совершенно очевидно, сердце ее было разбито, и она страдала – по крайней мере, какое-то время.
– А у тебя когда-нибудь была несчастная любовь, Дорc? – спросил Селдон.
Дорc ненадолго задумалась и ответила:
– Да нет, не было. Я слишком занята работой, чтобы позволить себе такую роскошь, как разбитое сердце.
– Я так и думал.
– Зачем же тогда спросил?
– Я мог ошибаться.
– Ну а у тебя?
Селдон немного растерялся:
– Было дело. Какое-то время пришлось пожить с разбитым сердцем. Разлетелось прямо-таки на кусочки.
– Я так и думала.
– Зачем же спрашивать?
– Не потому, что я могла ошибаться, уверяю тебя. Просто хотелось посмотреть, соврешь ты или нет. Ты не соврал, и это меня радует.
Помолчав, Селдон перевел разговор на другую тему:
– Прошло уже целых пять дней, а ничего не случилось.
– Да, ничего. И с нами по-прежнему хорошо обращаются.
– Если бы животные могли думать, то считали бы, что с ними хорошо обращаются, откармливая на убой.
– Согласна. Только Рейчел откармливает на убой Империю.
– Но когда она собирается ее убить?
– Наверное, когда будет к этому готова.
– Мадам хвасталась, что способна провернуть все за день, и у меня сложилось впечатление, что она может это сделать хоть завтра.
– Даже если твое впечатление верно, Рейчел для начала захотела бы увериться в том, что справится с ответной реакцией Империи, а на это нужно время.
– Много ли его нужно? Она собирается подавить ответную реакцию, используя меня, но пока таких попыток не предпринимает. Ни малейших признаков того, что из меня хотят, как ты выразилась, сотворить кумира. Хожу по улицам, и никто не просит автографа. Толпы сэтчемцев не собираются, дабы превозносить меня. В гиперновостях – ни словечка.
Дорc улыбнулась:
– Похоже, тебя это и впрямь огорчает. Ты наивен, Гэри. И не историк, что в принципе одно и то же. Думаю, тебе лучше радоваться тому, что создание психоистории сделает
