Роман Подольный - Легкая рука

Синьор Тосканелли выпрямился в своем кресле.

— Остается только надеяться, что матросы заставят этого проклятого испанского генуэзца вовремя повернуть корабль. Ведь никто не выдержит многих месяцев плавания вдали от берегов. Но синьор Христофоро упрям, как целое стадо мулов. Он, скорее, даст себя повесить на рее. А виноватым окажусь я!

— Письмо из Кастилии! — провозгласил слуга, приоткрыв дверь. — Прислано с нарочным.

Пальцы старика торопливо сорвали свинцовые печати.

— Коломбо вернулся из Индии!

— Не может быть! — выкрикнул Джузеппе. — Ведь его не было всего лишь около полугода. Он даже туда не успел бы доплыть, не то что обратно.

— Вот Фома неверующий! — весело расхохотался синьор Паоло. — Он же привез индийское золото и самих индийцев. А проплыть пришлось всего тысячу стадий.

— Тут какая-то ошибка! Мы ведь с вами все так точно рассчитали… Может быть, это какой-то другой материк или остров?

Лицо старика стало суровым.

— Я вижу, Джузеппе, что был с тобой слишком мягок. Настоящий ученый должен уметь признавать свои ошибки. Индия достигнута! О чем же теперь спорить?

Начало одной дискуссии

Что-то моряки в почете,

Что-то лирики в загоне.

Опилки, устилавшие пол кабачка, были едва видны из-под покрывавших его тел. Еще бы — шел уже третий час пополуночи, а сэр Френсис Дрейк вернулся из Виндзорского дворца, где был принят королевой, уже в середине дня. А завтра во главе свой эскадры великий пират и мореплаватель уходит в Вест-Индию.

О, на него-то выпитое вино подействовало мало. По-прежнему победно топорщились усы, сверкали глаза, белизна кружев подчеркивала красоту смуглого лица, сильных и властных рук старого воина.

Пятидесятилетний, он казался не старше своего собутыльника — единственного, кроме Дрейка, кто еще оставался на ногах. Обрюзгшие щеки, убогий клочок волос на подбородке, огромная лысина — все это не могли скрасить даже ясные и гордые глаза, выглядывавшие из-под набрякших век. И все это в тридцать лет.

— Твоих шуток мне недоставало и в Виндзоре, веселый Билль, — сказал моряк, похлопывая его по плечу. — Жалко, что ты не бываешь на королевских приемах.

И он громко расхохотался, довольный, что сумел задеть самолюбие толстяка.

Тот надменно откинул голову:

— Королева принимает многих. Но только короли принимают ее у себя. И я — один из них. Так выпьем, старый морской бродяга, за Вильяма Шекспира, гордость Англии!

— Ах, молодой хвастун! Аи да гордость Англии. Выйдем на улицу, спросим, кто об этой гордости слышал… А кто не знает Дрейка?

При этих словах несколько пьяниц, с трудом оторвав головы от пола, дружно прохрипели: “Слава Дрейку!”

А пират, распаляясь, продолжал:

— Вот ты умрешь, и кто через десять лет вспомнит великого актера? А от меня останутся данные мною имена на карте мира. Спроси у любого школьника, кто открыл мыс Горн! Вторым после Магеллана я обошел вокруг Земли. Я воевал в Америке, Испании, Африке и Ирландии, дьявол их возьми!.. Ты только пишешь и говоришь о путешествиях и войнах, несчастный зазнайка. Вот уже тридцать лет, как я не пишу, а только подписываю, и только приказы. Вас, писак, хватит, чтобы столетия рассказывать обо мне.

Актер ничего не мог ответить на эту тираду. Схватившись обеими руками за голову, он медленно раскачивался в кресле. Потом положил руки на стол, посмотрел в глаза довольному победой в споре моряку и прошептал:

— Ты прав, будь ты проклят, ты прав. Я сам тысячу раз повторял себе все это. Люди делятся на тех, кто действует, и тех, кто пишет о них. Мир, история и женщины предпочитают первых. Фрэнк, ты называл меня своим другом. Возьми меня с собой. Пусть хоть тень твоей славы упадет на мое ничтожество. С тобой и я вырасту. Слушай, вот и стихи об этом! — И, отбивая ритм рукой, Вильям Шекспир прочитал:

А может быть, созвездья, что ведутМеня вперед неведомой дорогой,Нежданный блеск и славу придадутМоей судьбе, безвестной и убогой.

— Эх, Билль, Билль! Да ты посмотри на себя! С таким ли пузом лезть на мачту? Роль Фальстафа ты ведь написал для себя, старый чревоугодник. Хорошая роль. Оставайся на берегу, сочиняй стихи и отдавай деньги в рост, домосед!

Флотоводец встал, поправляя роскошный камзол.

— Мне пора на корабль!

Актер схватил его за плечи:

— Фрэнк, мы были друзьями. Что тебе стоит? Вот такусенький островок. Или кусочек берега… Мне все равно где… хоть в Африке… Ты знаешь — актеру тут нечего стесняться — ужасно хочется бессмертия…

— Я думаю! Но остров Шекспира? Чтобы через столетие географы гадали, в честь кого этот остров назван? Смешно. Прощай, “король театра” и “гордость Англии”! Когда я вернусь, то снова напою тебя вдосталь, а большего не жди. Эй, пьянчуги! — Голос капитана наполнил кабачок.

И точно при звуках трубы архангела зашевелились казавшиеся мертвыми тела.

— Моряки, за мной! — Френсис Дрейк исчез в дверях.

Вильям Шекспир, положив голову на стол, болезненно вздрагивал при каждом стуке двери, пропускавшей новую партию матросов вслед их вождю. Когда кабачок опустел, он поднял голову… и уставился на чернильное пятно на правой руке.

Затем начал бешено тереть его. Сначала просто левой рукой, потом положил на запачканное место щепотку соли. Но ничто не помогало. Ничто не могло помочь.

Это занятие прервал бас трактирщика:

— Те, кто заплатил, уже ушли, а за кого платили, еще прохлаждаются. Пора и честь знать, мистер актер.

Толстяк с проклятьем распахнул двери и исчез во мраке ночи, казавшемся ему мраком безвестности.

Неудачный дебют

В книжной лавке было шумно, как всегда по четвергам в этот час. Со всей столицы собирались сюда писатели и критики, чтобы обменяться мнениями по поводу очередной литературной новинки.

— Одного не понимаю, что тут могло понравиться Василь Андреичу, — желчно говорил высокий красивый мужчина. — Оно, конечно, и живо, и логично, и остроумно, да ведь читать все равно неинтересно. Поторопился автор с печатанием. Все сметано на живую нитку.

— Я и вас не понимаю, — пожал плечами его сосед. — Вы так спокойно говорите об этом поэтическом недоноске! Что автор сделал с русской историей? Читатель видит имя князя Владимира, ему хочется того времени, того быта, тех поверий… А где Илья Муромец, Добрыня, Чурило?