Стивен Джонс - Франкенштейн

Брайана втолкнули в дверной проем в железной раме, но без дверной створки.

Он слышал плеск воды — собаки приближались.

Силы оставили молодого человека. Судорожно вздохнув, он опустился на пол узкого прохода, уже ни на что не надеясь.

Оскаленные клыки своры блестели совсем рядом, когда женщина протянула руку. Звякнула цепь, и решетка вдруг упала из невидимой прорези наверху, перегородив вход и оставив собак яриться и щелкать зубами за железными прутьями.

— Нельзя ждать, нас найдет Гуго, mein Herr, — настойчиво зашептала баронесса. — Надо идти.

Брайан поднял глаза и увидел лающих и скулящих за решеткой псов. Он пробормотал благодарственную молитву и, словно она вдохнула в него новые силы, поднялся, опираясь на женщину. Они прошли несколько извилистых коридоров, оставив за собой несколько железных дверей. Каждую из них баронесса тщательно запирала. Их путь лежал по залитому водой лабиринту.

— Куда мы идем? — выдохнул Брайан.

— Вперед, в маленькую комнату. Я часто прячусь там, когда он… барон… не в настроении. Эти туннели — часть древней оловянной копи, они проходят даже под домом. Ведут в пещеру, где у барона лаборатория. Оттуда пещера выводит прямо на обрыв, и, спустившись по утесу, можно берегом добраться до бухты Босбрадо. Только надо быть осторожным: прямо под утесом — острые скалы.

Брайан слишком ослабел, чтобы продолжать разговор, и покорно следовал за ней через подземный лабиринт, пока оба не оказались в маленькой пещерке.

— Это мое убежище, — сказала баронесса, помогая Брайану лечь на кровать. — Я часто здесь прячусь.

Она дала ему немного полежать, он глубоко дышал, пока не восстановилось дыхание и не унялась боль в боку. Потом женщина поднесла ему воды. Холодная вода оживила Брайана.

— Вы — его жена? Баронесса Франкенштейн? — спросил он наконец.

Женщина мрачно кивнула:

— Ах, mern Herr, разве я не говорила, что он злой?

— Давно ли вы замужем за ним, мадам?

— Я вышла за него как раз перед тем, как он бежал из Женевы, сопровождаемый проклятиями жителей и своим злобным созданием. Я была тогда молода… молода и красива. — Она помолчала, задумавшись, и продолжала: — Мне кажется, за несколько лет я прожила несколько веков. Когда я выходила за Виктора, он был красив, богат и ему предвещали будущее великого ученого. Ах, если бы они знали, какие злые эксперименты он проводит.

Поверите ли вы, что я любила его вопреки всему? Я думала, он совершил трагическую ошибку, а люди несправедливы к нему.

Поэтому, получив от него известие, что он выжил, что его творение погибло и он хочет начать новую жизнь в Англии, я 1 собрала все оставшиеся у нас деньги и поспешила — поспешила к нему.

Мы купили этот дом в Корнуолле, и вскоре Виктор снова взялся за опыты. Тогда я и поняла, что ужас содеянного повредил его рассудок, что он безумен, совершенно безумен. Я не могла его оправдать. Он сумел убедить себя, что равен Богу, что может сотворить жизнь. Но каким ужасным путем шел он к этой цели!

Она закрыла лицо руками и громко всхлипнула:

— Величайшее зло он совершил с Гуго.

— С Гуго? — переспросил удивленный Брайан.

— Да, с Гуго. — Баронесса не сразу нашла в себе силы продолжать. — Гуго был молодым человеком, учился в Сорбонне, в Париже, и заинтересовался экспериментами, которые проводил Виктор в Инголштадте. Ему, как и Виктору, хотелось открыть источник жизни. Этот молодой человек много лет отыскивал следы Виктора и наконец, пять лет назад, добрался сюда. Ему было двадцать два года — красивый, благородный юноша.

— Гуго? — изумился Брайан.

Женщина тихо улыбнулась:

— Вы не верите, что урод, которого вы видели, был красивым юношей?

— Это невозможно! — ахнул Брайан.

— Но это так. Виктор принял его в дом. Гуго был добр и внимателен. Настолько внимателен, что для меня, в моем одиноком отчаянии и муке, было только естественно обратиться к этому юному рыцарю. Мы полюбили друг друга, Гуго и я, и строили планы на будущее. Я не понимала одного: что, как бы велика ни была его любовь ко мне, его научные амбиции больше любви. Он стремился выведать у Виктора тайну жизни. Мы могли бежать, но побег откладывался, а Виктор начал подозревать и наконец разоблачил нас.

Баронесса разразилась рыданиями:

— Однажды ночью барон увел Гуго в лабораторию. Я слышала его ужасные крики. Я хотела войти, но дверь была заперта. Я больше никогда не видела Гуго, которого знала прежде.

Не в первый раз Брайану пришлось бороться с ужасом, когда он осознал, о чем говорит баронесса.

Женщина кивнула:

— Да, с помощью своего адского искусства Виктор перекроил Гуго, сделал из него ужасного монстра, которого вы видели, отомстив нам обоим за неверность. И он уничтожил разум Гуго.

— Господи! — вырвалось у молодого врача.

Баронесса схватила его за руку:

— Надо бежать. Вы должны помочь мне бежать! Виктор должен быть наказан за все зло, все кощунства!

Брайан заглянул в полные боли глаза женщины и кивнул:

— Не беспокойтесь. Мы уйдем нынче же ночью.

— Придется спускаться по утесу.

— Я справлюсь, — заверил Брайан. — Мне уже приходилось лазить по скалам.

— Вы мне поможете?

— Помогу. Но скажите, почему барон — после того, что он сделал с Гуго, — теперь воссоздает… — он помолчал, обдумывая выбор слова, — восстанавливает его тело?

— Думаю, ему нужна помощь Гуго в экспериментах. Он знает, что Гуго лишен разума, лишен памяти обо мне. Гуго теперь не более чем животное. Но смышленое. Виктор решил дать ему ловкое тело, способное выполнять задачи, которые поставит ему хозяин.

Брайан встал:

— Теперь нам надо уходить.

— Я уже десять лет готова к этому.

— Вы не пытались бежать сами?

— К кому бежать, mein Herr? Кто бы мне поверил? Виктор просто заявил бы, что я его несчастная помешанная жена. Меня вернули бы к нему или, хуже того, заперли бы в сумасшедший дом.

Баронесса вывела его из пещеры, прошла по лабиринту туннелей, поднялась на несколько ступеней и задержалась перед прогнившей деревянной дверью. Она сосредоточенно прислушалась, прежде чем открыть ее.

Брайан вслед за ней вошел в большой погреб-пещеру.

— Сюда, молодой Herr, — тихо позвала она.

Брайан за ней прошел к выходу из пещеры. В четырехстах футах внизу он видел светлые камни и белую пену прибоя. Слева выступ гранитной скалы загораживал вид на побережье, но направо открывался изгиб к маленькой бухте, над которой гостеприимно мерцали огоньки Босбрадо.

На первый взгляд утес казался неприступным, но, присмотревшись, Брайан разглядел несколько выступов, по которым опытный скалолаз мог одолеть первые сто футов. Оттуда пришлось бы намечать дальнейший маршрут.