Денис Грушевский - Добро с кулаками

Как-то опять-таки утром выходного дня повстречав Соломона Израилевича в коридоре, Эдик миролюбиво, но воодушевлённо заговорил:

— Вот в моём понимании, настоящий мужчина, настоящий рыцарь, не должен стоять на пути своей бывшей женщины. Настоящий мужчина попросту с достоинством уйдёт. Уйди и ты благородно в другое место. Когда будешь знакомиться с девушками, и говорить им: что, мол, я от своей ушёл, квартиру и всё остальное ей оставил. Знаешь, какое хорошее впечатление будешь производить?! Просто не представляешь! Одним только этим фактом станешь разить наповал! — буквально фонтанировал Эдик.

— Спасибо! Но у меня тоже есть своё представление о настоящем мужчине и рыцаре. Прежде всего, настоящий мужчина не подселится к ещё замужней женщине, да ещё и под одну крышу с мужем. А ещё настоящий рыцарь и это, прежде всего, сам забрал бы любимую пусть и на съёмную квартиру, — отвечал Соломон Израилевич.

— Ну, ты даёшь! Прикалываешься что ли?! На съёмную квартиру деньги нужны, а мне и тута неплохо! Зиг хайль! — смеясь, гундосил Эдик и выкинул зигу.

— Какой качественный стёб Эдя! Как я сама не догадалась, ума не приложу?! Ведь так просто и вместе с тем здорово! Обязательно постараюсь принять на вооружение, — ухохатывалась Олюшка, впервые увидав зигу.

— Бери любимая, бери! Для тебя дорогая и надоеды Соломона ничего не жалко! — оживился похвальбой Эдик и незамедлительно принялся объяснять Олюшке, как правильно кидать зигу. В каких случаях делать это просто необходимо. Например, вернулся Соломон Израилевич с работы, так зигуй! Или же, наоборот, на работу уходит, и тут поприветствуй его как следует. А ежели из комнаты вышел, например, постираться, так опять же можешь смело, как следует зигануть. Лишним уж точно не будет!

После этого разговора, зига стала обычным приветствием Эдика по отношению к Соломону Израилевичу. Соломон Израилевич терпел и терпел.

— Соломонишка! Беги скорее на кухню. Духовка уже раскалена, до красна! Духовка ждёт тебя! — мог, к примеру, закричать в конец оборзевший и зарвавшийся Эдик.

Или вот так:

— А в посольстве говорят: всем желающим без исключения можно вернуться на родину в Израиль! Израилевич, душенька моя, сделай одолжение, дуй скорее домой в свой родной Израиль! Там по тебе соскучились. Говорят, дела идут прекрасно, да вот беда! Израилевича не хватает для полного счастья! Для полной так сказать космической симметрии!

— Заткнитесь вы оба, и убирайтесь к такой-то матери, — мог иногда ответить на что-нибудь весьма обидное Соломон Израилевич. Оно и понятно — все мы люди. Нервы у любого предел имеют.

— Канарейку забетонируй! Шесть твой номер! — кряхтели, корчась от хохота на это Эдя с Олюшкой на пару из своей берлоги.

В день рождения Соломона Израилевича, вместо поздравления, Эдик с Олюшкой держали весь день пальцы крестиком, на то чтобы Соломон Израилевич заболел. Держали, и совсем не скрывали этого. Было и такое: поутру Олюшка нарочито громко и воодушевлённо рассказывала Эдику свой утренний сон. Мол, снилось Олюшке, что Соломон Израилевич помер и лежит в гробу на двух табуретках. Родня и сослуживцы, вокруг гроба, слезами давятся и серы лицами. Одни только Олюшка с Эдиком в сторонке стоят, взявшись за руки, и улыбаются да целуются.

Вот такая вот обстановочка творилась в родном доме Соломона Израилевича. Естественно терпеть это постоянно Соломон Израилевич не собирался и не хотел, а потому стал крепко думать вечерами. Думал непросто, а вооружившись чистым намерением и кое-какие мысли стали приходить в голову. Первыми мыслями, конечно, были «яд» или «несчастный случай». Стереть с лица земли этот дьявольский конгломерат, вот что особенно хотелось. Отчётливо Соломон Израилевич рисовал в своей голове картину, к примеру, аварии, или же падения с крыши гигантской сосульки. Вот только, всё это были мысли в момент гнева, в те времена, когда Соломона Израилевича только что зацепили или чем-нибудь особенно обидели. Трезвым человеком был Соломон Израилевич и соответственно умел мыслить трезво. А трезвое размышление над данным прискорбным вопросом говорило, прежде всего, следующее:

Что однажды встав на путь крови, дороги назад уже нет. Что как бы тонко всё не планировалось, в подобных вещах — всё может пойти не по сценарию. Что не стоят эти двое, прежде всего, загубленной Соломона Израилевича души. Что, планируя зло, против врагов своих врагам этим и уподобляешься. И наконец, из любой ситуации есть множество путей выхода. Сам собою напрашивался такой путь как неприятный размен собственной квартиры. Очень жалко было отдавать своё кровное. От отца с матерью в наследство, полученное. Да ещё кому! Этим жалким личностям. Одна из которых, к слову сказать, в один прекрасный день, порадовала Соломона Израилевича свежей новостью. Забеременела Олюшка от этого молодого бесперспективного Эдика. И это в то время как самому Соломону Израилевичу за весь совместный срок проживание по этому вопросу всегда звучал отказ.

— Тогда и у меня есть для вас новость! Сегодня же подаю на размен согласно долевому участию, — устало и как-то отрешённо проговорил Соломон Израилевич.

— Опа-па! Ну, наконец-то! Счастье-то, какое! Мы уж думали, сам никогда не догадаешься! Давно пора, мы и вариантики уже присмотрели. Твоя квартирка, конечно, чуть подальше будет и поменьше, но зато двор зелёный как ты любишь, и соседи тихие. Бабушки да дедушки в большинстве своём. Ещё потом спасибо скажешь! — на удивление Соломона Израилевича радостно восприняли услышанное Олюшка с Эдиком. Эти двое не скрывая восторга, даже хлопнулись ладошками, как будто свершилось что-то долгожданное. После этого взялись за руки и весело вприпрыжку сплясали, кружась по комнате и хором напевая:

  В семь сорок он уедет!  В семь сорок он исчезнет!  В семь сорок пять его будет не догнать! Хоп!  В семь сорок он убудет!  В семь сорок его не станет!  В семь сорок пять его будет не догнать! Хэй!  В семь сорок его поезд, но я не беспокоюсь  На голове его чугунный котелок,  И ростом вышел он не низок невысок,  Поезд его едет на восток!  В семь сорок он отвалит!  В семь сорок нас избавит!  В семь сорок пять его будет не догнать! Супер!

Смотрелись со стороны как театр абсурда эти явно ранее заготовленные пляски и к радости длились не более минуты.

— Нет уж! Дудки! Ваши вариантики за бесполезностью можете проглотить на ужин. Мне они неинтересны. Я уж как-нибудь свои поищу собственные, — парировал Соломон Израилевич.