Еремей Парнов - Собрание сочинений в 10 томах. Том 6. Сны фараона

Что она означала? Возведение храма? Небесное явление? Природный катаклизм? Лучше было вовсе не думать об этом. Соизмеряя десять, от силы двадцать, лет остающейся жизни с каким-нибудь алаутуном, помеченным звериной мордой, можно было сойти с ума.

Контракт, заключенный с корпорацией «Эпсилон X,» и университетом Кларка, позволил существенно расширить фронт работ. Ежели возможны чудеса в нашем мире, то к молитвам и заклинаниям надобно добавить толику хрустящих бумажек. Без них едва ли мыслимы волшебные превращения.

К началу сухого сезона удалось очистить от земли внутренние помещения храма и всю верхнюю площадку пирамиды: от головных уступов цоколя до первых ступеней лестниц.

— Майяская классика, — удовлетворенно вздохнул Теодор Вестерман, любуясь четкими линиями орнамента. — Как тщательно пригнаны камни! Строго, лаконично и, вместе с тем, запредельно. Удивительное понимание перспективы. Ощущение, как от неэвклидовой геометрии: параллели смыкаются в бесконечности.

Торрес ограничился нечленораздельным междометием и окликнул толстую индеанку, шаркавшую метлой из колючек. Солнечные лучи едва пробивались сквозь клубы пыли.

— Сколько можно, Тереза! Совершенно бессмысленное занятие, — он обернулся к Вестерману. — Видите, чем она занимается?.. Внутри надо вымести, внутри! Возьми себе в помощь женщин, и чтобы через час пол сиял, как зеркало.

«Легко сказать», — подумал Вестерман.

— Прикажете вымыть, дон Хосе? — отставив метлу, толстуха отерла лоб наружной стороной ладони.

— Воду ведрами носить будешь? — подбоченясь, подступил к ней Торрес. — Видели идиотку?.. Убирайся, и чтоб я тебя больше не видел!

— Как хотите, дон Хосе. Так я позову Кармелиту с Эстеллой?

— Зови, кого хочешь! О, святой Себастьян!.. Вы, кажется, что-то сказали, коллега, — спросил он уже совершенно иным тоном, столь же скоро остыв, как и впал в раздражение.

— Великолепно, говорю, неописуемо, — Вестерман описал рукой широкую дугу. — Какая Греция? Какой Вавилон? Разве что Египет может соперничать с майя классического периода. Вы только посмотрите на эти убегающие куда-то линии…

— Китай, — напомнил Торрес.

— Да, еще Китай и Тибет…

В утреннем свете храм казался неведомым творением, заброшенным из другого мира. Что-то инопланетное чудилось в голубовато-серых блоках платформы, на которой ассиметрично, как рубка атомного авианосца, возвышался розовый цилиндр башни, рассеченный вертикальными амбразурами.

Вокруг, сколько хватал глаз, расстилался сплошной ковер нетронутой сельвщ, прорезанной редкими радиусами дорог. Волновалось и ныло сердце в предчувствии грани, которую невозможно преодолеть.

— По-видимому, толтеки сюда не добрались, — кивнул Торрес, — но кое-какие детали наводят на размышление. Вы обратили внимание на пол?

— Каменные плиты?

— Вот именно. Пришлифованы так, что зазоров не видно. Вы же знаете, что такое не характерно для майя. Обычно они покрывали пол толстенным слоем штукатурки. Зайдемте-ка внутрь: мне не дает покоя эта чертова глыба.

Чихая и кашляя от едкой пыли, Торрес зажег ацетиленовый фонарь и поставил его на массивную базальтовую плиту с округлыми формами, словно бы сглаженными морским прибоем. Три пары едва заметных углублений, залитых известковым раствором, стали предметом ожесточенного спора между участниками экспедиции. Вестерману не хотелось возвращаться к бесплодному препирательству, но зная вспыльчивый нрав мексиканца, он ограничился тем, что молча огладил базальт, пронзивший ладони могильным холодом.

— Из Бостона пришел факс, — сказал он, надеясь отвлечь Торреса от взрывоопасной темы, — спрашивают, как организована охрана?

— Какая еще охрана к дьяволу? Я знаю каждую задницу на сто миль в округе, и все знают меня.

— Не стоит недооценивать грабителей, синьор Торрес, нравы у них крутые и технические средства не чета нашим.

— Мимо моих индейцев и кошка не прошмыгнет, да и зариться пока не на что. Потом видно будет… Вы лучше обратите внимание на расположение дыр: почти правильный треугольник. О чем это говорит?

— Опять, дон Хосе? Сколько можно? — подосадовал Вестерман, что не удалось стащить упрямца с любимого конька. — Я скажу: звездный треугольник, вы — тайник. Спорить можно до посинения, всякий раз выдвигая новые гипотезы. Если это символизирует проходы в подземный мир, то почему их шесть? Если тайный строительный знак, то как его понимать? Проверить же невозможно.

— Очень даже возможно, — неожиданно миролюбиво откликнулся Торрес. — Я думал всю ночь, и знаете, что мне пришло в голову?.. Центр тяжести! Треугольник — самая экономная плоскостная фигура. В дырах закреплялись канаты, на которых поднималась эта махина. Как мы раньше не догадались! Потом их запечатали и замаскировали. Под камнем скрывается ход.

— Куда?

— Внутрь пирамиды.

— Сомнительно, чтобы майя прибегали к подобным ухищрениям. И зачем? Ведь пирамида служит основание храма. Не более. Только в Паленке под «Храмом Надписей» нашли гробницу.

— Исключение подтверждает правило. Наш «Храм Чисел» ничем не хуже. Учтите, что Паленке расположен на западной границе Древнего царства, а мы находимся у самого побережья. Так что тенденция вырисовывается. Наконец, обратите внимание на стены, — Торрес направил фонарь, — они определенно продолжаются ниже уровня пола. Внизу должно быть помещение.

— Пожалуй, вы правы, — признал Вестерман. — Будем поднимать?

— И как можно скорее! У меня лопается терпение… Надо же еще пробить чертовы пробки! Где эти бездельники? Придется опять бежать вниз.

— Я схожу, — вызвался Вестерман, мысленно отдав дань интуиции неугомонного старика. Как-никак, но именно он нашел пирамиду и, кажется, угадал предназначение камня. Молодой американец, прославившийся открытием лакандонских поселений в штате Нью-Мексико, вынужден был признать неоспоримое превосходство старой школы, где полагались не столько на технику, сколько на нюх.

— Пусть прихватят зубила покрепче, — напутствовал его Торрес.

Дыры оказались сквозными, и на их пробой понадобилось два полных дня. Еще неделя ушла на установку швеллера под кран-балку. Торрес метался от одной испещренной мистическими числами стены до другой, выплевывая недокуренные огрызки сигар и на чем свет стоит костеря медлительных, как ему казалось, рабочих. Не обращая внимания на темпераментные всплески, они продолжали молча стучать молотками.

Привычная ругань хозяина никогда не имела дурных последствий. Скорее напротив: чем крепче выходили словеса, тем больше текилы выставлялось на ужин. Сам дон Хосе любил пропустить лишний стаканчик под ломтик подсоленного лайма. Он и обедал обычно с рабочими, в неимоверных количествах поглощая бобы с рисом и тортильи из кукурузной муки, до умопомрачения проперченные красной, обладавшей убойной силой тротила подливкой. Дожив до шестидесяти восьми, Торрес оставался таким же тощим, как в юности, и никогда не жаловался на здоровье. Текилу и соус «табаско» он считал лучшим средством не только от желтой лихорадки, но и от старости. На его голове не было ни единого седого волоса, лишь усы основательно побелели.