Филип Фармер - Миры Филипа Фармера. Том 4. Больше чем огонь. Мир одного дня
Тингл знал, что однажды его безграничное терпение лопнет и он повыкидывает все ее добро в мусоропровод. Тут они и расстанутся. С логической точки зрения это следовало бы сделать до того, как ее собственничество и подозрительность доведут его до беды.
Итак, Тингл вздохнул, встал со стула и пошел в ванную. Вытащил еще влажную вторничную одежду из корзины и развесил для просушки. Потом он свернет ее и положит в сумку. Проще и разумнее было бы все выбросить, но у него имелся только один вечерний костюм на вторник. Чтобы получить другой, необходимо сдать старый — или выдумать правдоподобную историю, как ты его потерял. В последнем случае требовалось заполнить анкету для Департамента Одежды.
Ложась спать, Тингл думал, что сон ускользнет от него, но почти сразу поймал желанное забытье и оказался в гуще видений.
Проснувшись от звона полоски-будильника, он сумел припомнить только один из осаждавших его снов. Он видел, как на стенной полоске появилось лицо отца Тома — его собственное лицо, узнаваемое даже под париком и накладной бородой. Отец Том стоял на берегу широкой, темной и медленно текущей реки. Рядом с ним возвышался массивный каменный мост. В правой руке отец Том держал тяжелый чугунный канделябр-семисвечник. Такие используются в синагогах, только Тингл не мог вспомнить, как они называются. Средний палец правой руки отца Тома вспыхнул длинным ярким пламенем. Отец Том нахмурился, точно не мог решить, какую свечу зажечь.
«Миг настал», — сказал он сурово.
Тингл проснулся, бормоча: «Какой такой миг?»
Он проспал шесть часов, хотя обычно ему требовалось восемь. Надел шорты и спустился в подвал, где в одиночестве поупражнялся на тренажере. Вернувшись в квартиру, он снова принял душ, оделся и выпил чашку кофе. К тому времени солнце поднялось высоко, город пробудился, и температура начала двигаться вверх к обещанной отметке сто двенадцать по Фаренгейту. Тингл в легких нижних трусах, в белой с зеленым рубашке с короткими рукавами и воротником-брыжами, в ярко-зеленых расклешенных брюках и коричневых сандалиях снова вышел на балкон. И оглядел окрестности, ища взглядом… кого? Доктора Чена Кастора?
Это означало, что он не полностью Тингл. Джефф Кэрд все еще жил в нем. И напоминал Тинглу, что ему надо связаться со своим средовым связником-иммером. Но это придется сделать уже с работы, из банка данных.
Сейчас перед домом на углу Бликер-стрит и канала Кропоткина виднелся только один человек — велосипедист, едущий на запад спиной к Тинглу. На нем была большая зеленая шляпа-вьетнамка, коричневая рубашка и брюки цвета морской волны. Велосипедист остановился на углу и оглянулся.
— Бог мой! — Тингл стиснул руки и сделал шаг к перилам. Под шляпой он различил длинное узкое лицо Кастора с довольно крупным носом. И почему велосипедист так пристально смотрит на тот дом? Тингл потряс головой и громко сказал самому себе:
— Это твое воображение, и больше ничего. Не настолько же он глуп, чтобы сделать это.
Что — это? Расправиться с Озмой?
Человек повернул голову, показавшись Тинглу в профиль. Да, похоже на хищное обличье Кастора… но нет, это не может быть Кастор.
Велосипедист скрылся за домом, повернув на север вдоль канала, мелькнул опять и пропал за следующим зданием. Из задней двери дома на углу вышел мужчина и направился в гараж. Вскоре он вывел оттуда велосипед. Тингл узнал его — это был Джон Чандра. Тингл хорошо знал в лицо и его, и его жену, Адити Ротва — он видел их в окошках каменаторов в подвале. Он отступил назад, чтобы Чандра его не заметил.
Впрочем, если сосед и заметит, как похож Тингл на Джеффа Кэрда в каменаторе, то ничего, кроме мысли об удивительном сходстве, ему в голову не придет. Тингл подождал, пока Чандра не уедет, и снова вышел посмотреть на того велосипедиста — но он уже скрылся из виду.
— Нервы, вот и все, — пробормотал Тингл.
Три минуты спустя он уже ехал на восток в потоке велосипедов и редких электрокаров. Он уже начал потеть — и вдруг заметил краем глаза банановую кожуру на тротуаре.
Глава 10
Он сделал зигзаг, подъехал к кромке мостовой, опустил подножку, подобрал кожуру и бросил в урну. Возвращаясь к велосипеду, он посмотрел по сторонам. Рутербика не было видно, да Тингл и не ожидал его увидеть. Мало ли в среде свинтусов и кроме Рутербика — если он действительно тут. Тем не менее Тинглу стало не по себе, и он, отъезжая, обругал себя за свой безотчетный поступок. Не останавливаться надо было, а наоборот — нажать на педали.
На Тридцатой улице он въехал вверх по пандусу и вскоре оказался на западной, теневой, стороне здания Тринадцати Принципов. Эта громадина с солнечными панелями на крыше занимала участок между Седьмой, Четвертой, Тридцатой и Тридцать седьмой улицами. Главный корпус возвышался на четыре тысячи футов, а тринадцать башен по его периметру добавляли еще тысячу четыреста. Офис Тингла находился на верхушке башни в северо-западном углу, где пересекались Седьмая и Тридцать седьмая улицы.
Спустившись по пандусу на стоянку в третий подземный этаж, Тингл поднялся на лифте в главный северо-западный вестибюль. Оттуда он доехал экспрессом до верха главного корпуса, а уж оттуда — до своего этажа в башне.
Идя по коридору к себе в кабинет, Тингл засмотрелся на вид из высоких и широких окон справа. На крыше главного здания было шесть причальных мачт, у трех стояли на приколе дирижабли, а четвертый, сверкающий оранжевый гигант, подходил носом к мачте. Тингл остановился полюбоваться великолепным красавцем кораблем.
Вокруг здания гуляли сильные потоки воздуха, но дирижабли, минуя их, опускались в сравнительно спокойной зоне над огромной кровлей, где не было препятствий для маневра. И никому не нужно было принимать концы, брошенные с борта. Двенадцать пропеллерных двигателей, которыми управлял пилот, могли противостоять любым воздушным завихрениям. Дирижабль медленно подплыл к гнезду на вершине мачты и состыковался с ним носом.
Тингл с удовольствием посмотрел бы, как выгружают в тележки каменированных, упакованных в сетки пассажиров, которым не страшны ни аварии, ни дорожная скука. Но взгляд на часы сказал ему, что самое время посовещаться с шефом перед работой. Он вошел в приемную, где сидел секретарь, печальный и неважно выглядящий, точно с похмелья. Тингл промчался мимо со словами:
— Доброе утро, Салли! — Услышав в ответ одно только бурчание, он добавил: — Солоно, Салли?
— Доброе утро, маха Тингл. Маха Паз…
— Знаю, знаю. Ждет меня не дождется. Спасибо.
Кабинет с потолком в форме купола был так же элегантен, как его хозяин. Привет Вардхамана Паз поднялся навстречу Тинглу во весь свой семифутовый рост. Блестящая разноцветная блуза и брюки обтянули шаровидный торс и мощные ягодицы. Над тремя обвисшими подбородками высилась круглая голова с массивным выпуклым лбом. Когда Паз кланялся и соединял ладони в молитвенном жесте, могло показаться, что ему трудно поднимать столько колец. Их было по два на каждом пальце, и в каждом крупный бриллиант или изумруд. Золото было фальшивое, камни искусственные, и сам Паз тоже казался Тинглу ненастоящим. Возможно, потому, что толстяки сейчас были редкостью.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});