Владимир Михайлов - Может быть, найдется там десять?

Использовать его было бы элементарной задачей, обладай я сейчас каналом связи с моим телом. А поскольку его сию минуту не существовало, вернее, им распоряжался нынешний насельник моего тела, следовало найти иной способ контакта, проложить обходной путь к моей оболочке, к возможности распоряжаться ею. Есть такой путь?

Мой оппонент этого не знает. А я – да. Сейчас я сыграю на слабостях моего тела. Точнее, на одной слабости, которую в свое время мне удалось взять под контроль и подавить, вывести из употребления, но которая тем не менее в физическом теле продолжала существовать и при подходящих условиях готова была вырваться наружу. Да, я ее сейчас использую, а мой «хозяин» в этом мне поможет.

При одном условии, конечно. Если вселенный в мое тело член той шестерки соответствует сведениям о таких группах, какие я в свое время почерпнул все на той же Ферме. Сейчас главным из этих сведений было: эти служители Холода являются – во всяком случае, процентов девяносто из них – космитами. То есть людьми, в свое время уже умершими. Как наш Никодим. Эти люди, при многих данных им возможностях, каких нет у нас, планетаров, кое-что и теряют. Не могут, возникая в нормальных планетарных условиях, совершать определенные действия. И в частности…

Я позволил вице-провектору обрести некоторую степень свободы, при которой он смог бы выполнить мое желание. И он начал действовать немедленно. Встал, слегка потянулся, вышел из-за стола, подошел к занимавшему всю заднюю стену кабинета шкафу – или, как у нас в свое время говорили, «стенке», – отворил одну из многочисленных дверец, открывая взглядам весьма, весьма хорошо укомплектованный бар. Извлек очень представительную на вид бутылку. Два широких бокала. Налил в один – немного, пальца на два, как я ему и велел. Похоже было, что вице-провектор делал это с искренним удовольствием, действия явно были для него привычными. Подержал бокал в руках, согревая; в кабинете запахло очень приятно – во всяком случае, для любителя. И, не глядя на сидевшего перед столом посетителя, медленно выцедил напиток, позволил языку и деснам, всему вкусовому аппарату, ощутить и оценить полученное и только после этого медленно проглотил, улыбнулся, выражая чувство наслаждения, полузакрыв глаза…

Он – то есть и я – стоял к моему телу боком, так что посетитель видел все действия хозяина кабинета с начала до конца, я же мог, не поворачивая головы, наблюдать за лицом – за моим собственным лицом, отданным другому во временное пользование.

В моих расчетах, по-моему, уязвимых мест не должно было быть. Обоняние, вкус – все это оставалось при плоти с низшими из тонких тел даже на время отсутствия верхнего пакета, то есть души. И запах был уловлен и совершенно точно определен, зрение не упустило ничего, проследило за всем процессом от доставания бутылки до заключительной улыбки, а органы вкуса извлекли из памяти имевшиеся там воспоминания; рот наполнился слюной, которую моему захватчику пришлось проглотить…

Именно это было тем мгновением, когда я – то есть вице – повернулся к гостю, лицом выражая некоторую растерянность:

– Ох, извините великодушно! Так задумался, что… Но я немедленно исправлюсь!

И тут же вице повторил процесс наполнения бокалов – на сей раз обоих, и не на два пальца, а по меньшей мере на две трети. Подошел и протянул одно из хрустальных полушарий сидевшему:

– За нашу договоренность!

Было очень интересно наблюдать за последовавшим. За тем, как тело, уже полностью оценившее обстановку, просто-таки рванулось навстречу. И как чужие тонкие тела попытались было удержать его. Легче мальчику укротить рвущегося на свободу дикого жеребца – именно такое сравнение возникло у меня в тот миг. Сделав вид, что ничего не замечаю, я в облике вице-провектора вернулся к откинутой пластине бара, взял свой бокал, приветственно поднял и поднес к губам. Этого оказалось достаточно.

Бывшая моя рука ухватила бокал с такой быстротой и столь твердой хваткой, что попытайся в это мгновение помешать телу даже я сам, вряд ли что-нибудь получилось бы. Рот распахнулся, рука, слегка подрагивая, поднесла бокал к губам – опрокинула (Господи, тело мое, ты совсем разучилось вести себя! Ну кто же хлещет благородный напиток, словно сивуху, да и то паленую?!) и, не задерживая во рту, затаив дыхание, тело проглотило все до капли. Послышался глубочайший вздох, выражающий полное умиротворение, глаза от наслаждения закрылись – но лишь на миг, чтобы сразу же устремить их взгляд на меня.

– Повторим?

– Нет, что ты…

Это сказал обитатель моего тела, рука же решительно протянула бокал за новой дозой. Которая и была налита. Обоим, чтобы не возникало подозрений.

Ну вот, все, похоже, в порядке. Не могу сказать, что выпитое не подействовало. Подействовало, но – не на хозяина этого тела, на вице-провектора, который в этом спорте, некогда называвшемся «принять на грудь», явно был не просто любителем. Зато оккупант в моем теле… Ну представьте, что вы дали новорожденному выкушать кубиков этак двести пятьдесят при крепости сорок три. Вот это и произошло. Космит перестал контролировать хоть что-то.

Последние проблески сознания моего оппонента я поспешил использовать для снятия показаний, по необходимости кратких. Мысль о такого рода допросе пришла мне в голову едва ли не случайно, в последний момент, когда мне показалось, что я понял наконец одну очень важную вещь.

– Слушай, парень… Это ведь омниарх направляет вас, правда?

– Умм… Ну и что?

– Что вам известно о тех людях – скрывающихся? Где они?

– Вез… зде. Все види… мм. Все зна…

И все. Полная отключка. Но не так уж мало. Прячущихся они еще не нашли. Значит, можно продолжать наше дело.

После этого я честно осуществил условие, выдвинутое противником: вернулся в свое родное тело. И ненадолго задумался о том, как поступить с тем, кто еще только что обитал в нем и использовал его для того, чтобы убить меня. Я подумал о том, что если бы это ему удалось, он-то уж не колебался бы относительно судьбы моих тонких тел. Он бы не позволил им вселиться ни в одно другое тело, способов воспрепятствовать переселению имеется немало, и хоть какие-то из них ему наверняка были известны, как и любому из их шестерки. Но знал их и я: это входило в ту подготовку, какая была дана мне на Ферме.

Тонкие тела различаются параметрами своих вибраций. И, как и всякие полевые структуры, могут быть уничтожены при помощи поля с теми же характеристиками, но с обратным знаком. Нужно только создать его – и, к счастью, Ферма дала каждому из нас такое умение. Сделать это – и он начнет рассеиваться, прекратит существование как единое целое, как личность – навсегда. Умрет. Только Господь бессмертен по определению. Другие удостоенные – лишь при соблюдении определенных условий.