Чарльз Шеффилд - Холоднее льда

— Пожалуй, — пробормотал он, — самое время мне на Каллисто возвращаться. Знаете, у меня там подземная ферма. Большая.

На вопрос Нелл Шуми, похоже, отвечать не собирался. Она поняла, что он обращается не к Мобилиусу, и не к кому-то еще. Доктор просто молол языком.

Тогда Нелл подошла к Габриэлю Шуми, встала прямо перед ним и вплотную к нему нагнулась.

— Как там Джон Перри и Вильса Шир? Те люди в погружаемом аппарате — они живы?

Доктор гневно взглянул на нее в ответ.

— Живы ли они? Черт возьми, разве по нынешним временам можно убить визитера в Европейский океан, если просто заморозишь его в твердый кусок льда или отрежешь ему подачу воздуха? Я уже начинаю сомневаться, что этого можно достичь, если возьмешь скальпель и постругаешь его на мелкие кусочки. Но если вы хотите меня спросить, как люди могут выжить, когда все медицинские учебники хором кричат о том, что они должны были умереть сутки тому назад... — Он скорбно уставился на «Данаю».

Пожалуй, Шуми выбрал наихудшее время, чтобы взять паузу.

— Так вы говорите, они живы, да? — Нелл схватила медика за плечи и отчаянно затрясла, пока он снова смотрел сквозь нее. — Доктор Шуми! Вы должны мне ответить!

Шуми рассеянно закивал.

— Знаете, когда я открыл люк, они вообще-то были мертвы. Оба. Ни пульса, ни сердцебиения. Ни малейших признаков жизни. Воздух внутри был чистой отравой. Слишком мало кислорода, слишком много углекислого газа — дышать абсолютно невозможно. Я объявил их мертвыми. Черт побери, они же и впрямь были мертвы. Мы стали их поднимать, чтобы вытащить наружу. И в ту самую секунду, как мы их подняли, их обоих затрясло, а потом они задышали. Сначала мужчина, затем женщина. И теперь...

Дальше Нелл слушать не стала. И ждать тоже. Она обежала вокруг погружаемого аппарата, оказываясь по другую сторону от Тристана, сумела поставить ногу на держатель одного из плывунов и подтянулась к переднему окну. Один из мужчин, что держали Тристана, пустился за ней. Нелл взобралась еще выше, на самую крышу, где ему было сложно до нее добраться, и свесилась головой вниз, чтобы вглядеться в кабину и позволить своей ручной миникамере заснять интерьер.

Джон и Вильса по-прежнему находились на своих сиденьях. Их лица были любопытного лилово-красного оттенка, а глаза полузакрыты. Свисая вниз головой, Нелл не смогла разобрать выражений их лиц, зато она определенно увидела, что они дышат. Кроме того, понукаемые медицинской бригадой, они усердно двигали руками и ногами.

— Убирайтесь оттуда. Немедленно. — Мужчина, погнавшийся на Нелл, добрался до крыши и схватил ее за руку. Она покорно позволила ему спустить ее вниз и отвести к группе, что сидела на верстаке. Эта группа теперь включала в себя и Тристана Моргана.

Присев к Тристану под бок, Нелл схватила его за руку.

— Я их видела. Они живы и даже руками-ногами шевелят. Все у них будет хорошо. Это самое главное.

Она говорила очень тихо, однако Габриэль Шуми невесть как ухитрился ее расслышать.

— Это для вас главное, — скорбно произнес он. — А меня обяжут представить рапорты, детально описывающие случившееся. Обяжут дать всему этому объяснения. Тогда как никаких объяснений здесь дать невозможно.

— Ах, да. Объяснения. Самое своевременное слово, — Свами Савачарья сидел неподвижно, глазея прямо перед собой. Казалось, он находился еще дальше от реальности, чем Габриэль Шуми. Однако теперь он встряхнулся. — В настоящий момент, когда Джон Перри и Вильса Шир спасены и восстанавливаются, пора подумать об объяснениях. Они определенно запоздали. Но здесь для них не место.

Сова повернулся к Хильде Брандт:

— Если бы вы были так любезны, что нашли бы мне какой-то более теплый отсек внутри этой машины, а также менее экстремальную и откровенную форму телесного чехла, я бы весьма высоко оценил и то, и другое. Ибо хотя теперь я готов признать, что составил о вас неверное мнение... — тут он охватил взглядом и Хильду Брандт, и Сайруса Мобилиуса, — я считаю, что нам следует очень многое друг другу сказать. Сейчас самое время... переговорить.

24

МОНСТРЫ

Самым большим свободным помещением, какое Европейская передвижная лаборатория смогла им предоставить, оказалась лаборатория обработки данных, площадью примерно три квадратных метра — грубо говоря, размером с постель Свами Савачарьи.

Сова обвел взглядом шестерых человек, что теснились вокруг него — а по Совиным меркам, сидели прямо у него на шее, — и решил, что это худший день в его жизни.

Дело было вовсе не в его отбытии от сокровищ и безопасности Совиной Пещеры, хотя Сова начал о них тосковать, не сделав и трех шагов от входной двери. Дело было не в перелете с Ганимеда на Европу, хотя Свами Савачарья битых семь часов ерзал на сиденье, сконструированном для какой-то козявки втрое меньше его по размеру. Дело было не в том унижении, которому его подвергли, ведя по смутной перспективе европейской поверхности — почти голого, продрогшего, близорукого и похожего на чудовищную зеленую колбасину. Дело было даже не в столь близком присутствии такого большого числа других людей и не в узком, неудобном сиденье, на котором Сова теперь с великим трудом размещался.

Дело было кое в чем гораздо худшем. Оно было в ясном сознании того, что он, Свами Савачарья, совершил элементарную ошибку.

Первый намек на проблему со своей логикой Сова получил, когда его прибытие на Европу не вызвало никаких вопросов и задержек; колоссальный промах он заподозрил уже в то время, когда вглядывался сквозь изолирующий зеленый пластик своего импровизированного скафандра и изучал состав группы, собравшейся вокруг Вентиля. Ошибка еще ярче высветилась, когда Сова заметил, как Хильда Брандт командует Камиллой Гамильтон, и пронаблюдал за сонным трансом последней.

И все же, пытался утешить себя Свами Савачарья, он также мог быть по крайней мере отчасти прав. Безусловно, существовали пределы тому, как далеко логика, строгим образом приложенная, могла завести его по неверной дороге.

Сова оглядел теснящихся вокруг него людей: вот Дэвид Ламмерман и Камилла Гамильтон, близкие физически, а теперь, как он заподозрил, еще более близкие душевно; вот Нелл Коттер, чьи глаза подмечают решительно все; вот Тристан Морган с откровенным нетерпением на лице — ерзает, в любую секунду готов заговорить; вот Сайрус Мобилиус, неотрывно и вполне бесстрастно глазеющий на Сову, — тем не менее, по-прежнему Торквемада, чьи позы никогда нельзя принимать за чистую монету.

И вот, наконец, Хильда Брандт. Она кивнула Свами Савачарье, словно предлагая ему начинать.

Она была права. Наступил час Совы. Однако он не вполне был уверен, откуда ему начать. Впоследствии Сова мог вообще не восстановить свою самооценку, но если бы он напортачил сейчас, все для него сложилось бы еще хуже.