Олесь Бердник - Звездный корсар

Она оставила секту. Поступила на курсы медсестер. Приходил пресвитер. Умалял, оросил, угрожал. Еще бы! Такую овцу потерять! Но Галя навсегда вызволилась из этих сетей. Несла в сердце любимый Образ Космического Человека, мечтала о нем, любила его, но уже не могла отдать свою мечту на глумление жадным, алчущим, патологическим кощунствующим.

Затем — встреча с Григором. Удивительная встреча… Будто сон. Что-то давнее, полузабытое, необъяснимо воскресало, выплывало из глубины души. Его глаза! Где она их видела? Почему, полюбила сразу? Или, быть может, всегда любила?

Его видения иных планет, мятежей, небывалых свершений. Почему она так близко принимает их к сердцу и они для нее не просто славные сказки, а некая близкая и мучительная реальность, закрытая пока что покрывалом этой жизни? Так лес закрывает реальный окоем, горизонт, что издалека виделся очам искателя. Войдешь в лес — окоема не увидишь, но все же путешественник знает, что он есть.

Многоплановая жизнь. Сплетение многих эволюции. А как же иначе? Мы привыкли ощущать себя одиноко на планете, вообразили единосущими в целой Солнечной Системе и даже в мирах галактик. Пишут, пишут об этом многие ученые мужи, радуются, что Вселенная — пустынна. Ах, младенцы переученные, перенасыщенные информацией! Как угнетает вас ваша же эрудиция! Как трудно вам допустить к сердцу сказку. Ведь даже Земля может быть перекрестком многих разных эволюций!

Как хорошо мечтает об этом Григор! Раскрыть сплетение противоречивого земного бытия, понять его величие и порочность — исполинское задание. В природе непрерывно происходит Нарушение Космического Права, действуют силы антитворческие, и кто-то же должен находить преступников, требовать от них ответственности?

Галя улыбнулась. Она вошла в жизнь Григора, стала мыслить его идеями, терминами.

И все же тревога не проходит. Будто где-то на страже туго заведенная пружина.

Возле калитки темнела фигура. В сумраке видно было очертание машины. Галя остановилась. Кто? Быть может, срочный вызов в больницу?

Человек молчал. Девушка испугалась. Грабитель? Что делать? Кричать, звать соседей?

— Галя!

— Боже!

— Галя, это я…

Девушка бросилась навстречу родному голосу, обняла отца, судорожно припала к его груди. Мой родной, мой милый тато, откуда ты? Откуда? Она заглядывала в его лицо, но видела только глубокие провалы очей, слышала тяжелое дыхание. От него пахло лекарствами, на плечах болтался полосатый халат.

— Откуда ты? — плача спрашивала она. Где был так долго? Пойдем в комнату…

— Тсс! — тревожно прошептал отец, оглядываясь. — Мне нельзя!

— Почему? — испугалась Галя.

— Я бежал!

— Откуда? Что ты говоришь?

— Из караван-сарая. От татарвы. Спасибо казакам — помогли. Вот мой товарищ на страже. Машина наготове. Только что — мы в Дикое Поле. Не догонят…

Девушка замерла. Психически больной человек! Вероятно, удрал из больницы. Что же делать? Батечку мой, что же с тобою делать?

— Я хотел тебя видеть. Следователь дал твой адрес…

— Какой следователь? Ты ведь сказал, что татары…

— Татары — это позже, — объяснил отец, испуганно оглядываясь. — А следователь — немного раньше. Меня таскали из-за чаши…

— Из-за чаши?

— Да. Я был на том свете. Там покойный отец дал мне чашу. Для тебя…

— Для меня?

— А для кого же еще? Ты же казацкое дитя. Та чаша — волшебная. Ее били — не разбили, жгли — не сожгли, долбили — не раздолбили. Такого материала на Земле нет. Все заинтересовались — где взял? Кто тебе дал? Я им — правду. Так, мол, и так, на том свете предки мне дали. А они — кто смеется, кто злобится. Ясно — никто не верит. А ты, я знаю, поверишь.

— Я верю, таточко, но где же она?

— Эге, — счастливо засмеялся отец, — теперь она снова со мной. Туточки в машине.

Мой товарищ привез ее.

Галя растерялась. Везти отца снова в Павловскую? Замыкать его в «караван-сарай»?

Стать преступницей в его глазах?

От машины отделилась фигура, приблизилась. Девушка рассмотрела молодого парня, лицо расплывалось в сумраке.

— Добрый вечер, — послышался спокойный, ласковый голос. — Я слышал ваш разговор и решил вмешаться. Вы можете не понять…

— Я в самом деле ничего не пойму, — с мукою воскликнула Галя, устремившись к незнакомцу. — Объясните.

— Минуточку, — вкрадчиво отозвался парень. — Не кричите. Вы понимаете, откуда он?

— Разумеется, я сразу это поняла.

— Тем более… Я помог ему оттуда выбраться…

— Зачем?

— Всего сразу не объяснишь. Он вспомнил о чаше…

— Вы тоже об этом? Что за мистификация?

— Не мистификация, — возразил неизвестный. — Чаша существует. Она на самом деле как-то досталась вашему отцу. Но не это имеет значение. Это — второстепенное дело. Главное — чаша удивительный феномен. И она адресована именно вам…

— Мне?

— Да.

— Не понимаю.

— Я тоже не все понимаю.

— Кто же вы?

— Ученый. Теоретик, — уклончиво ответил юноша. — Я производил анализы странной чаши, знаю немного историю вашего отца. Ни ученые, ни врачи, ни тем более следователи не могут серьезно воспринять его рассказ. Для ученых чаша — просто удивительный феномен, для следователей — загадка, криминальный казус, требующий объяснения… Ну а для врачей — чаша пустое, а главное — болезнь отца, шизофрения или психоз. Их интересует только патология, а чаша — выдумка, фикция.

Заколдованный круг! Мы с товарищами решили…

— Кто это… мы?

— Я и несколько друзей из Института физики. Мы решили разрубить этот узел, преодолев бюрократические рогатки. К тому же — помочь отцу. Знакомые врачи помогли забрать его из больницы. Теперь мы спокойно расспросим его в вашем присутствии, чтобы все законно, спокойно, в интересах науки и его, вас…

— Мистика, — прошептала Галя. — Рехнуться можно!

— И все же — факт! Едем!

— Куда?

— К нам. Там ждут. Группа ученых и крупных врачей, психологов. Отец все расскажет, мы запишем. О нем не беспокойтесь, его излечат. Ваше присутствие…

— Где это?

— Недалеко. Коттедж Института, тихо, спокойно…

— Хорошо, — решительно сказала девушка.

Она села на заднее сиденье рядом с отцом. Он обнял ее, что-то бормотал счастливым голосом. Машина мягко двинулась. В отблесках фонарей девушка теперь видела небритые щеки отца, его дикий взгляд.

— Таточку, — шептала Галя, — что же с тобою было, где ты был?

— Ничего, ничего, доченька, — счастливо смеялся отец, поглаживая ее руку. — Теперь все будет хорошо. Я уже не винокур! Я теперь казак!