Елена Асеева - Коло Жизни. Зачин. Том второй

Кали-Даруги не мешкая, стоило только девушке открыть глаза, обхватила ее голову двумя руками и спешно прижала к своей груди, оплетя, схоронив всю в своих объятиях и легохонько покачивая, добавила:

– Какой ужас! ужас, сызнова потекла юшка. Какой кошмар, надобно не мешкая прилечь… прилечь.

Рани еще плотнее обвив юницу и словно не ведя, а слегка даже неся, торопливо направилась с ней к подъезжающей зыбуше, оной правила Сандхия. Стремясь не столько, как можно скорей доставить домой девочку, сколько старясь скрыть то, что оставила позади себя.

Братосил на самом деле не просто замолчал… он неожиданно смолк.

Когда стоящая пред ним девушка закрыла глаза, юноша ощущая отверженность сказал ей, что-то… что-то обидное. Он жаждал, желал, чтобы на него обратила внимания та, которая уже давно… очень давно занимала его мысли. И потому не смолкая… говорил… говорил, что-то бессмысленное до тех самых пор поколь не узрел, как внезапно почернела Лярва, а миг спустя почувствовал позадь себя движение. Братосил рывком развернулся, и, в нескольких шагах от себя, углядел быстро приближающуюся, если не сказать точнее, мгновенно перемещающуюся, демоницу. В ее черных очах ноне блистали россыпями золотые искры. Они вроде выскакивали из них и опадали на щеки, торчащий приподнявшимся кончиком, рдяной, второй язык, на материю темно-фиолетового сарафана прикрывающего пышную грудь. Одначе особым светом теперь пылал третий глаз Кали-Даруги, он сменил свой голубоватый цвет на ярко-красный, и начал порывисто пульсировать, так вроде жаждал разорваться. Еще миг и из его середины вырвался пучок насыщенного света. Сие были несколько тонких прямых с угловатым жалом луча, по мере полета они не только резко увеличились в размере, но, ко всему прочему, приобрели насыщенную пунцовость так, что их края теперь стали отливать почитай черным светом.

Все происходило столь стремительно, что юноша ничего не успел понять. Он лишь почувствовал, как его резко дернули влево и немедля правую руку, и грудь обожгли вошедшие в плоть лучи света, аль вернее растворившиеся в нем. Братосил повалился на оземь и от рывка, от боли… толчка… удара, сомкнул очи, одновременно широко раскрыв рот из оного потекли пузырчато кровавые слюни. А правую сторону груди и отрезанную в плече и лежащую подле подергивающуюся руку, прикрытую белой материей рубахи, вже купно заливала выплескивающаяся и пульсирующая алая юшка.

Не прошло и морга, как Кали-Даруга подскочила к чуть зримо покачивающейся девочке, под левой ноздрей коей замерла огромная, капля крови, пополняющаяся новой вытекающей из носа порцией, и стремительно обвила ее руками. А подле истекающего юшкой и потерявшего сознания парня на корточках недвижно сидела Знахарка Прозорливая. Это именно она, узрев гнев демоницы, успела дернуть его в сторону, чем и спасла ему жизнь.

– Липок! – только рани Черных Каликамов покинула место трагедии, негромко окликнула замершего недалече ученика Знахарка Прозорливая. – Скорей! Скорей приведи кого из ребят, мы перенесем мальчика к вам в избу, и я помогу ему, поколь не придет Кудесница Купавая. Скорей! Скорей!

Липок и Знахарка Прозорливая возвращались из леса, когда увидели стоящих на улице Владу и Брата. И альвинка сразу поняла, что происходит, что-то неладное, ибо божество слегка покачивалось. Посему сподвижница царицы торопливо прибавила шагу, а когда узрела мгновенно появившуюся рани и вовсе побежала. Теперь уже не оставалось сомнений, юноша позволил себе, что-то весьма недостойное в обращение к госпоже. Знахарка Прозорливая не успела совсем на чуть-чуть, ибо пущенные и предназначенные только для юноши лучи должны были разрезать его грудь, а так прошли вскользь.

Присев подле потерявшего от боли сознание Братосила альвинка замерла, потому как услышала властно брошенное в ее сторону слово рани Черных Каликамов:

– Застыть!

И сподвижница царицы застыла, и не потому что боялась Кали-Даругу, поелику, как и все альвы испытывала к ней положенный, вложенный трепет и уважение, а потому что понимала это необходимо для объятого тревогой божества, под носом которого появилась кровавая струйка, вельми для нее плохой признак.

Ученик старшей сподвижницы на ее повелительный окрик откликнулся сразу и кинулся к себе во двор, что лежал несколько наискосок от места трагедии, звать помощь. Впрочем, оттуда уже бежали Граб и Миронег, а также спешил Батанушко от каковых также не ускользнуло нападение.

Подбежавшие ребята, на чуток бездвижно замерли подле лежащего товарища. А посем Граб стремительно сжал в кулаки свои мощные руки и негодующе проронил, направляя ту молвь в только, что укатившую зыбушу, вслед за которой полетела темно-серая Лярва и скорой поступью поспешила Сандхия:

– Гадина, да как она смела. Да, я ей!.. Я!..

Знахарка Прозорливая, не мешкая поднялась с корточек, и почти сравнявшись с юношей в росте, размахнувшись, достаточно крепко огрела его дланью по щеке так, что она у того заалела, как и текущая кровь с Брата, да не менее возмущенно дыхнула:

– Тупица! Сомкни свой рот! И не смей при мне сказывать такое на рани Темную Кали-Даругу! Не смей своим грязным языком касаться ее пречистого для всех белоглазых альвов имени! Да и вообще… – Теперь и ее белая кожа лица стала неотличима по цвету от горящей щеки Граба. – Сколько вам тупицы можно говорить, чтоб не тревожили госпожу своими мыслями и желаниями. Вот! Вот погляди, чего добился теперь твой товарищ! – Знахарка Прозорливая указала вытянутым пальцам на распростертого на оземи Братосила. – Тупица! – теперь она это точно прорычала и стала не ясно, к кому обращалась. Засим альвинка торопливо перевела взор на трясущегося и утирающего от слез лицо Липка и все также раздосадовано дополнила, – хватит ныть! Беги Липок к Вещунье Мудрой и Кудеснице Купавой и расскажи о произошедшем. Да скорей бестолочь, ты такая!

И юноша, торопко сорвавшись с места, помчался в направление капища и домов альвов, а Знахарка Прозорливая при помощи ребят перенесла истекающего кровью юношу в избу Батанушки. Уложив Братосила сверху на прямоугольный кухонный стол, застеленный для того чистой простыней, она принялась останавливать хлобыстающую с него кровь.

Глава тридцать четвертая

– Руку уже не удастся спасти, она купирована, – молвила Кудесница Купавая какое-то время спустя вышедшая из избы духа.

Она приняла от Батанушки чистый ручник, и, подойдя к царице, остановившись обок нее, принялась неспешно утирать руки.

– Может быть хоть как-то, все-таки правая рука, – участливо протянула Вещунья Мудрая.