Паоло Бачигалупи - Заводная

37

До главного комплекса «Мисимото и К°» в Тонбури надо долго добираться по воде. Канья, держа руку на румпеле, осторожно направляет лодку в клонг. Листовки с рассказами о плохом Праче и пружинщице-убийце уже добрались и сюда, за границы Бангкока.

— В одиночку не страшно?

— Вы же со мной. Такого спутника кому угодно за глаза хватит.

— Я, конечно, мастер по муай-тай, но не в нынешнем состоянии.

— Какая жалость.

Раскаленное вечернее солнце заливает встающие из воды ворота и пристани «Мисимото». К Канье подходит суденышко речного торговца, и хотя она голодна, тратить впустую не желает ни секунды: светило стремительно летит к горизонту.

Лодка ударяет носом в пирс, Канья забрасывает швартов на кнехт.

— Вряд ли тебя впустят, — говорит Джайди. Она не обращает внимания.

Странно, что призрак пробыл с ней всю дорогу; обычно этот пхи, поприсутствовав недолго, спешит заняться чем-то или кем-то другим: возможно, навещает детей, просит прощения у матери Чайи. Но сейчас сидит как привязанный.

— И твоей белой форме тоже рады не будут. Тут дружат с министерством торговли и полицией.

Канья молчит, но и сама понимает, что главный вход охраняют полицейские из отделения Тонбури. А кругом — ничего, кроме волн. Японцы предусмотрительны: строят себе только на воде, на бамбуковых плотах толщиной, как говорят, футов в пятьдесят — такие выдержат и наводнение, и разлив Чао-Прайи.

— Мне нужно поговорить с господином Ясимото.

— Он не принимает.

—  Это касается его собственности, пострадавшей во время того печального случая с дирижаблями. У меня документы на компенсацию.

Охранник, поразмыслив, исчезает за воротами.

— Умно, — усмехается Джайди.

— Хоть какая-то от вас польза.

— Причем от мертвого.

Очень скоро их уже ведут по комплексу, который оказывается довольно небольшим. Все производство скрыто высокими стенами. В профсоюзе мегадонтов постоянно говорят, что любой фабрике нужен источник мускульной силы, японцы же работают, хотя ни своих зверей не ввозят, ни нанимают профсоюз; без лишних слов ясно, что используют запрещенные технологии, но при этом постоянно помогают королевству техникой — в обмен на материалы из семенного банка снабжают тайцев последними разработками в мореходстве, поэтому никто не задает лишних вопросов о том, как построен корпус судна и все ли в нем изготовлено полностью легально.

Симпатичная девушка открывает дверь, встречает улыбкой и поклоном. Канья чуть не выхватывает пистолет — перед ней пружинщица! — но та, словно не замечая нервозности гостьи, прерывистым жестом приглашает пройти внутрь.

На полу аккуратно разложены циновки-татами, на стенах — картины суми-э. Сидящий на коленях человек — видимо сам господин Ясимото — что-то рисует. Девушка предлагает Канье устроиться неподалеку.

Джайди восхищенно разглядывает рисунки.

— Представь — все это он сам написал.

— Откуда вы знаете?

— Зашел посмотреть — после того как умер, — правда ли у них тут есть десятирукие.

— Есть?

— Сама выясняй.

Господин Ясимото окунает кисточку в тушь, отточенным стремительным движением наносит последний штрих, потом встает, кланяется Канье и начинает говорить по-японски. Почти тут же пружинщица переводит на тайский:

— Ваш визит — честь для меня.

Он ненадолго замолкает, а за ним и девушка. Канья догадывается, что та очень хороша собой — по-своему, по-кукольному; расстегнутая сверху короткая блузка приоткрывает ложбинку под шеей, светлая юбка соблазнительно облегает бедра. Настоящая красавица, если забыть о ее извращенной природе.

— Вам известно, зачем я здесь? Японец отвечает быстрым кивком.

— До нас дошли слухи о прискорбном происшествии, а также газеты и листовки, в которых часто упоминается моя страна. — Он бросает на Канью пристальный взгляд. — Очень многие настроены против нас и высказывают чрезвычайно несправедливые и ошибочные суждения.

— У нас есть вопросы...

—  Спешу заверить: мы друзья королевства и всегда были тайцам союзниками — еще с той давней большой войны.

— Я хотела бы знать...

— Не желаете чаю? — снова прерывает Ясимото. Канья терпеливо играет роль вежливого гостя.

— Благодарю вас.

Пружинщица, получив указания, встает и выходит. Канья невольно чувствует облегчение: в присутствии этой твари было как-то не по себе. Правда, без переводчика в комнате повисает молчание, и она ощущает, как тают секунды и минуты. Время, время уходит. Небо затягивает грозовыми тучами, а тут — церемонии.

Пружинщица присаживается у низкого столика, точными движениями смешивает и заваривает чай. Канья заставляет себя молча наблюдать за странными жестами этого существа и понемногу понимает, чего добивались японцы, создавая себе слуг. Девушка действует безупречно, как часы, в ее выверенных движениях во время чайной церемонии есть изящество.

Сама же пружинщица старательно не замечает гостью, ничего не говорит о белой министерской форме, понимает, что при иных обстоятельствах уже была бы отправлена в компост, но вида не подает — ведет себя безупречно вежливо.

Ясимото ждет, когда Канья сделает первый глоток, потом отпивает сам и аккуратно ставит чашку на столик.

— Наши страны дружат очень давно — с тех пор как во времена вашего великого ученого Кинга Пумибола император преподнес в дар королевству тиляпию. Мы верны нашим добрым отношениям и, надеюсь, в нынешнем деле также сможем быть вам полезны, но сперва хочу еще раз подчеркнуть, что мы — ваши друзья.

— Расскажите о пружинщиках.

— Что именно вы хотели бы знать? — Он с улыбкой показывает на сидящую рядом девушку: — Одна из них сейчас перед вами.

Канья не показывает охвативших ее противоречивых чувств. Девушка очень красива: прекрасная кожа, удивительно изящные движения, — но от ее вида по спине пробегает холодок.

— Для чего они вам?

— Наше население стареет, молодежи совсем мало, а славные девушки вроде Хироко заполняют этот пробел. Мы не такие, как тайцы. У нас есть калории, но трудиться некому, поэтому стране нужны личные помощники и рабочие.

Скрывая отвращение, Канья говорит:

— Да, вы, японцы, совсем другие. Только вам мы дали исключительное право ввозить этих...

— Убийц, — подсказывает Джайди.

— ...созданий. Вроде нее. — Она невольно кивает на переводчицу. — Больше — ни одной стране и ни одной фабрике.

— Мы ценим эту привилегию.

— Однако злоупотребляете ею, раз пользуетесь военными моделями...

Хироко прерывает гостью на полуслове и спешит передать возмущенный ответ своего хозяина.