Виктор Колюжняк - Сентименталь

— Брат сказал мне, что вы увлекаетесь древними рукописями. Моя семья не собирает их специально, но в наших хранилищах есть кое-что, и мы решили подарить часть книг в качестве благодарности за спасение моего брата.

Господин принял ларец и рассыпался в благодарностях. Попросив извинить его, он быстро открыл крышку и осмотрел рукописи. Лицо его не изменилось, и именно это дало мне понять, что искомого внутри нет.

— Прошу извинить меня, — он поклонился. — Это, безусловно, редкие и дорогие книги. Я рад, что теперь у меня появится возможность изучить их. Однако позволено ли мне будет спросить одну вещь? Не сочтите за недовольство или наглость, но я купил у вашего брата одну книгу, которая в высшей степени заинтересовала меня. Настолько, что именно из-за нее мне пришлось отправиться в столь далекое путешествие. В книге рассказывалось о Сентиментале. Автор трактата проводит теоретические исследования, но он рассуждает столь уверенно, что можно сделать вывод о его практических изысканиях. Более того, он, вполне возможно, видел этого Сентименталя. Не знаете ли вы что-нибудь об этом?

Хасим Руфди быстро посмотрел на брата. Не ясно, что было в этом движении: осуждение или вопрос. Керим же лишь пожал плечами и улыбнулся.

— Я не очень разбираюсь в книгах, мой уважаемый спаситель. Я всего лишь торговец. Тот трактат попал ко мне случайно, и я не знаю, что в нем такого действительно важного. Если мне когда-нибудь встретится что-нибудь о «Сентиментале», о котором вы говорили, то я добуду вам эту книгу.

Господин кивнул. Хотя он, по-видимому, сожалел, что нашедший одну книгу, не обнаружил вторую, но решил оставить этот вопрос.

Беседа продолжилась. Хасим рассказал, что происходило, пока он выхаживал брата, а так же о делах своей семьи, в то время как Клаус фон Дирк поведал о том, как складывалось дальнейшее путешествие. Керим слушал рассеянно. Казалось, он мысленно был не здесь, а где-то в другом месте, и я мог поспорить, что знал в каком именно. Наконец, не выдержав, он сослался на то, что еще недостаточно окреп, и удалился. Причем, видя поспешность и решимость, я был почти уверен, что он отправится не домой.

Когда брат ушел, Хасим тоже засобирался. Перед уходом он еще раз поблагодарил моего господина и даже заключил его в объятия. И вот, мы остались вдвоем.

— Досадно, — пробормотал Клаус фон Дирк. — Я был уверен, что их семья должна знать о судьбе второй части трактата. Однако нет. Книги, которые они мне подарили, ценны, но это воспоминания и наставления древних. Чтение для отдыха, а не для работы.

Он принялся расхаживать по комнате, затем вдруг остановился, наморщил лоб и полез в карман своего сюртука, достав смятый лист бумаги.

— Я почувствовал, что что-то шуршит, — пояснил Клаус фон Дирк, уловив мой недоумевающий взгляд. — Когда долгие годы не носишь ничего в карманах, то любой дискомфорт или посторонний звук заставляет насторожиться. Однако посмотрим, что же это.

Некоторое время он изучал листок, затем пожал плечами и передал мне. Там было всего лишь одно слово на немецком «Завтра».

— Что это значит? — спросил я.

— Думаю, достопочтимому Хасиму захотелось завтра меня увидеть. Причем увидеть столь тайно, что он предпочел засунуть записку мне в карман, когда обнимал. Весьма странное поведение для уважаемого купца. Тут явно скрыта некая тайна.

Я придерживался того же мнения. Мое любопытство было возбуждено, однако последующие слова заставили меня понять, что удовлетворять его не собираются.

— Ганс, попроси наших слуг завтра не приходить. Да и сам, будь добр, отправляйся на прогулку. Считай, что у тебя выходной. С раннего утра и до глубокой ночи. Поскольку Хасим Руфди не написал, во сколько его ждать с визитом, то лучше будет предусмотреть все.

Взглянув на меня внимательно, Клаус фон Дирк расхохотался.

— Ты смотришь на меня, как ребенок, которому запретили идти на ярмарку. Не волнуйся, Ганс. У меня нет от тебя секретов. Я тебе доверяю, и ты оправдываешь мое доверие, а потому я непременно расскажу тебе все, что произойдет. Но ни в коем случае не смей подглядывать или подслушивать. В таком случае я сочту тебя предателем, и тогда наказание будет соответствующим.

Я заверил, что ничего подобного не случится. Меня не напугала сталь, прорезавшаяся в голосе господина. Я не собирался нарушать запрет, а потому бояться было нечего. Но все это показывало, сколь серьезно он относится к предстоящему разговору.

Оставив Клауса фон Дирка одного, я отправился к себе. Поскольку завтра мне предстояло вставать рано, то я намеревался не тратить отпущенное для сна время понапрасну.

Глава VI

В то утро, покинув господина, я долго скитался по улицам Багдада. Агнетт, к моему несчастью, была занята свадебным нарядом своей госпожи. Несмотря на антипатию к будущему мужу, фрейлейн Эльза готовилась к этому событию тщательно. Именно поэтому мне удалось перемолвиться с возлюбленной лишь парой слов.

Далее я предоставил свободу ногам, пустив разум в плаванье по мыслям, бродившим в голове. Тайна, которую собирался открыть Хасим Руфди господину, живо интересовала меня. Какое-то время я строил догадки, но пришел к неутешительному выводу — ни одна из них не сможет в полной мере удовлетворить любопытство.

Именно в тот момент я обнаружил, что пока разум пытался разгадать загадку, ноги привели меня к мечети. Я долгое время стоял подле, любуясь монументальным зданием. В нем чувствовалась сила и решимость. Аллах, которого почитали в Багдаде, казался мне именно таким — сильным и решительным. Несмотря на то, что я не собирался менять веру, в этом было кое-что любопытное.

Отношения Христианства и Мусульманства напоминали мне отношения отца и сына. Один — мудрый, утомленный тяжестью многих веков, порой поступал грозно или даже жестоко. Он был патриархом, в полном смысле этого слова. Немного тираном, но не лишенным заботы о своем «народе». Второй яростно сопротивлялся постулатам отца. Отвергал его ценности, переиначивал под себя и старался самоутвердиться. Не желая принимать отца, он противопоставлял себя ему, отрицал многое из того, что сам же впитал в свое время.

Это соперничество двух сильных духом. Один желает всем добра, но методы его не всегда этому соответствуют, в то время как другой старательно открещивается от опеки, стремясь найти свой путь. Именно поэтому все его поведение проникнуто неким вызовом. Услышь мои мысли в тот момент христианин или мусульманин — оба они остались бы недовольными и вступили бы в спор. И, наверняка, дело не ограничилось бы одними лишь словами.