Сирил Корнблат - Две судьбы

Тут он потер щеку и вспомнил господина Ито и его удар по лицу. Что ж, по-видимому, господин Ито тоже солдафоном и интриганом — и демонстрировал перед немцами свою лояльность в этом горячем пограничном районе и без того полном различных трудных проблем в сфере юрисдикции.

В любом случае, он ни за что не отправится в трудовой лагерь, чтобы дробить там скалы или валить лес до тех пор, пока этим недоумкам не покажется, что он приведен в «должное соответствие». Там он через месяц сойдет с ума.

Ройланд подошел к ректификационным колоннам и побрел вдоль стеклянного трубопровода, по которому текла производимая в них серная кислота, пока не вышел к большому сараю, где мужчина с взметнувшимися как надкрылья жука бровями наполнял кислотой огромные, обтянутые рогожей, бутыля и выставлял их наружу. Он пошел следом за рабочими, которые грузили их на ручные тачки и подкатывали к другой двери сарая, где размещался склад. С другой стороны сарая другие рабочие грузили их на закрытые грузовики, которые время от времени отъезжали отсюда.

Ройланд притаился в углу склада за баррикадой из бутылей и стал прислушиваться к перебранке между диспетчером по отгрузке и водителями и той отборной ругани, которою грузчики осыпали бутыля.

— Ну-ка, погрузи, придурок, эту чертову партию во Фриско! Какое мне до тебя дело! Этот груз должен быть отправлен в полночь!

И вот, через несколько часов после того, как стемнело, Ройланд ехал на запад. Дышать было что нечем, к тому же он находился в отнюдь не безопасной компании почти четырех тысяч литров кислоты. Единственной его надеждой было то, что ему попадется осторожный водитель.

Ночь, день, затем еще одна ночь на дороге. Грузовик останавливался только на заправочных станциях. Водители непрерывно сменяли друг друга, прямо за рулем перекусывали бутербродами и дремали в свободную смену. На вторую ночь пошел дождь. Изловчившись, Ройланд слизывал капли, которые стекали по покрывавшему кузову брезенту. Как только чуть-чуть рассвело, он протиснулся к заднему борту и увидел, что они едут мимо орошаемых полей, на которых выращивают овощи. Вид воды в оросительных канавах вконец доконали его. Услышав характерный лязг в коробке передач при переключении на низшую скорость перед поворотом, он перекинул свое тело через задний борт и выпал из кузова. Он был настолько слаб и беспомощен, что плюхнулся на асфальт как мешок с песком.

Не обращая внимание на ссадины, он поднялся и побрел к одной из наполненных водой до краев канаве шириной в метра полтора. Он пил, пил и пил. На этот раз старинная пуританская пословица оказалась верной. Он немедленно выпустил наружу почти все, что еще не успел впитать в себя его ссохшийся желудок. Его это нисколько не смутило. Сам процесс питья вознес его на вершину блаженства.

Помидоры в поле были почти зрелыми. Ему страстно захотелось есть. Едва он увидел этих порозовевших красавцев, он сразу же понял, что нет ничего в мире более желанного для него, чем помидоры. Первый он ел с такой жадностью, что сок бежал по подбородку. Следующие два он съел не так быстро, дав возможность зубам насладиться твердостью кожуры и восторженно смакуя языком их восхитительный вкус. Всюду, куда только мог проникнуть его взгляд, были помидоры. Тем не менее, прежде, чем двинуться дальше, он набил ими карманы.

Ройланд был счастлив.

Прощайте германцы с вашей гадкой похлебкой и манерами людоедов. Взгляните-ка на эти прекрасные поля! Японцы — вот люди, которым внутренне присуща артистичность, люди, которые умеют привнести красоту в каждую мелочь обыденной жизни. И к тому же из них получаются чертовски хорошие физики. Ограниченные крутыми скалистыми берегами своей родины, стесненные столь же, как он в кузове автомобиля, они поднимались мучительно и искривлено. Почему же им не выбраться на просторы планеты, чтобы обеспечить больше места для дальнейшего роста? И какой еще существует для этого способ, кроме войны? В эти мгновения он готов был с легкостью понять психологию людей, которые вырастили для него эти прекрасные овощи.

Его внимание привлекло темное пятнышко, своей формой напоминавшее человека. Оно находилось у самого края одной из канав справа от него. А затем плавно соскользнуло в канаву, Ройланд увидел всплеск, какое-то барахтанье, после чего пятно это стало тонуть.

Прихрамывая, Ройланд побежал прямо через поле. Он не знал, хватит ли у него сил, чтобы плыть. Пока он стоял, мучительно размышляя об этом на краю канавы и вглядываясь в воду, рядом с ним на ее поверхности показалась волосатая голова. Он нагнулся, вытянулся как только мог и схватил за волосы. Тем не менее, сделал он это все настолько отрешенно, что ощутил мучительную боль, когда в карманах его пиджака полопались помидоры.

— Спокойно, — пробормотал он про себя, дернул голову к себе, подхватил ее другой рукой и приподнял над водой. Прямо перед ним оказалось удивленное лицо, взор тонувшего потускнел, и он потерял сознание.

Добрые полчаса Ройланд несмотря на то, что сам совершенно выбился из сил, не прекращал отчаянные попытки вытащить тело на берег канавы, то и дело подкрепляя свои усилия едва слышной бранью. В конце концов он сам свалился в воду, тут же обнаружил, что вода едва доходит ему до груди, вытолкнул обмякшее тело на грязный и скользкий берег канавы. Он не знал, жив ли еще этот человек или уже мертв, да и было это как-то ему совершенно безразлично. Он отчетливо сознавал только одно — то, что он не в состоянии просто так уйти отсюда и оставить начатое дело завершенным лишь наполовину.

Вытолкнутое им на берег тело принадлежало уроженцу Востока средних лет, скорее китайцу, чем японцу, хотя Ройланд не сумел бы объяснить, исходя из чего он пришел к такому выводу. Одеждой его были насквозь промокшие лохмотья. С широкого матерчатого пояса свисала кожаная сумка размером с коробку для сигар. Единственным ее содержимым была красивая фарфоровая бутылка, покрытая голубой глазурью. Ройланд принюхался и отшатнулся. В ней было что-то вроде супер-джина! Он понюхал еще, а затем сделал не очень большой глоток из бутылки. Он все еще продолжал откашливаться и протирать глаза, когда почувствовал, что бутылку у него отобрали. Подняв глаза, он увидел, что китаец, глаза которого так еще и не открылись, аккуратно подносит горлышко бутылки к своим губам. Китаец пил долго и нудно, затем водворил бутылку в сумку и только после этого открыл глаза.

— Достопочтенный сэр, — произнес по-английски китаец с явно выраженным калифорнийским акцентом. — Вы снизошли до того, чтобы спасти мою ничего не стоящую жизнь. Могу ли я услышать ваше высокочтимое имя?