Грег Бир - Путь всех призраков

Олми кивнул. Непонятно, но выслушать надо вежливо.

— Он говорит, что в «Редуте» ничего не пропало. Интересно, откуда он это знает? Может, он там? Или наблюдает за ними? Трагедия неконтролируемого порядка состоит в том, что прошлое изменяется — и посещается — столь же легко, как и будущее. В последний раз, когда муж вернулся, ему было очень больно. Он, сказал, что новый Бог проклял его за контрреволюционную деятельность. Окончательный Разум. Он сказал, что Око Наблюдателя следило за ним всю дорогу сквозь вечность, на всех мировых линиях, и где бы он ни пытался остановиться, его пытали и превращали во что-нибудь новое. — Лицо Пласс озарилось почти сладострастным ожиданием, она внимательно следила за Олми.

— Вы же отрицали то, что говорили близнецы, — напомнил он, — что это просто отголоски эха вдоль мировых линий.

— Это не просто отголоски. Наши мировые линии — это мы и есть, сер Олми. Призраки — просто измененные версии оригиналов. Их происхождение неясно. Они приходят из многих различных будущих, однако обладают реальностью, независимостью. Я это чувствую… когда он со мной говорит.

Олми поморщился.

— Не могу себе представить. Я думал, порядок — это простота и покой, а не мучения, искажение и насилие. Вселенная полного порядка должна быть похожа на рай в христианском понимании этого слова. — Он указал на древнюю книгу, покоившуюся на коленях у женщины.

Пласс шевельнулась, и Библия взлетела на несколько сантиметров в воздух. Она поймала ее и снова уложила на колени.

— В раю нет изменения, нет смерти. Смертные полагают, что это приятно, но они ошибаются. Ничто хорошее не может длиться вечно, иначе оно станет непереносимым. Представьте себе силу, требующую, чтобы что-либо существовало вечно, более того — превратилось в квинтэссенцию того, чем было, силу, не принимающую ничего меньшего, нежели полное согласие, но не способную ни с кем общаться.

Олми потряс головой.

— Не могу.

— И я не могу, но мой муж говорит именно об этом. Несколько секунд Пласс молча постукивала пальцем по обложке, книги.

— Давно он в последний раз вас посещал? — спросил Олми.

— Недели три назад. Перед тем как мне сказали, что я могу вернуться в «Редут», все было спокойно. — Она спрятала лицо в ладонях. — Я верила в то же, во что верила Енох — что порядок нарастает. Вечно. Я верила, что мы сотворены с недостатками и что вселенная наша тоже имеет пороки. Думала, что мы станем прекраснее, когда…

Из каюты вылетели Карн и Расп и повисли в воздухе возле Пласс. Та смолкла и вместо приветствия слегка вздрогнула.

— Возможно, мы нашли разгадку дилеммы, — сказала Карн.

— Наша родная геометрия — та, что существует вне Пути, — определяется вакуумом, имеющим бесконечный потенциал, — подхватила Расп с чувством, похожим на ликование. — Мы не можем подключаться к его энергии, поэтому в нашем мире пространство имеет форму, а время — направление и скорость течения. Во вселенной, к которой подключилась Енох, существует постоянный доступ к энергии вакуума. Время, пространство и эта энергия, потенциал вакуума, сплетены в маленький тугой узелок, имеющий невероятную плотность. Очевидно, именно его ваш муж называет Окончательным Разумом, а наша гостья — альтингом.

Пласс безразлично покачала толовой.

— Это должно быть восхитительно! — воскликнула Карн. — Вселенная, в которой в первые наносекунды после творения закрепился порядок, управляющий всеми очагами первоначального расширения, всеми формами и константами бытия…

— Интересно, что стала бы Енох делать с таким миром, если бы сумела получить над ним контроль, — сказала Расп, пролетая над Пласс и глядя на нее сверху вниз. Та взмахнула рукой, будто пытаясь прихлопнуть муху, и Расп, улыбаясь, отлетела в сторонку. — Наш мир по сравнению с тем — просто бледный огонек свечи.

Все должно стремиться к Окончательному Разуму. Эта сила распустилась в конце Времени, словно цветок, и стебель его идет сквозь все события, все жизни, все мысли. Это предок не только всех живых существ, но и вообще всех взаимодействий материи, пространства и времени, всего собрания вещей, стремящихся к цветку.

Олми часто вспоминал этот отрывок из записок Коженовского. Изобретатель Пути составил весьма оригинальную космографию, однако никогда не пытался распространить ее среди своих соратников. Оригинал имел статус общественного достояния и хранился в Библиотеке Коженовского, но туда тетерь редко кто приходил.

Пласс в кают-компании читала Библию, а Олми заглянул к Расп и Карн. Близнецы уставили каюту проекциями произведений геометрического искусства и яркими, непонятными математическими символами. Он спросил, верят ли они в возможность существования такого вот альтинга, идеально упорядоченного разума.

— Боже мой, нет, конечно! — засмеялась Карн.

— Впрочем, Бог тут ни при чем, — добавила Расп. — Даже если бы мы в него верили. В энергию, импульсы — да. В конец — возможно. Но не в разум.

— Как бы вы это ни называли, в бреши оно может существовать и быть не таким, как здесь, так?

— Конечно, оно там существует. Просто это не разум, только и всего. Существование разума невозможно без наличия нервной системы, без позитивных и негативных связей между узлами. Если мы мыслим правильно, мир порядка должен прийти к своему завершению в первые же несколько секунд существования: все просто замерзнет, остановится. Порядок с самого начала получит контроль над всеми энергиями, мгновенно проработает все возможные варианты, и мир станет цельным блоком, монолитом, имеющим неизменную идеальную форму. В нем не будет времени. Это не вечность, а безвременье.

— Наша вселенная, наш мир, может раскручиваться еще многие миллиарды или даже триллионы лет, — продолжила Карн. — В ней существование Окончательного Разума, итога всех нервных процессов за все время, вполне возможно. Но Дейрдре Енох нашла нечто отвратительное. Если бы это был разум — подумайте! — постоянное творение, никаких противоречий, полное незнание. Ему ничто никогда бы не препятствовало, не останавливало его, не учило, не укрощало. Он был бы незрел, как новорожденный ребенок, и сложен…

— И изобретателен, — вставила Расп.

— …как сам дьявол, — закончила Карн.

— Пожалуйста, — закончила Расп неожиданно тихо, — если даже существование чего-нибудь подобного возможно, пусть это будет не разум.

Последний миллион километров они летели среди следов сражения. Чтобы выбить яртов из их крепостей, пришлось заплатить жизнями десятков тысяч защитников Пути. Высвободившиеся энергии изменили Путь, и он здесь до сих пор слегка светился, пронзенный пульсирующими лучами и протуберанцами. Вихрелет чуть заметно дрожал; несмотря на компенсацию, пришлось снизить скорость до нескольких тысяч километров в час.