Виталий Забирко - Все пули мимо

Посмотрел я на всё на это как бы со стороны, и гордость за наше дело в груди шевельнулась. Даже вроде позавидовал Харе, что это его, а не меня несут. Нет, определённо, только ради таких похорон умереть стоило.

В общем, прошли мы этак с километр до конца улицы, показали всем, кто здесь парадом командует, погрузились в машины и на кладбище поехали. Место я ребятам клёвое подобрал — в центре, у монумента освободителям города. Кладбище престижное, но там ко мне с полным пониманием отнеслись. За соответствующую мзду, разумеется. Снесли пару-тройку бесхозных могил — и на тебе место под солнцем!

Сгрузили мы гробы, тут и речи начались. Первым, как понимаю, кто-то из мэрии слово толкал. Всё больше о том, что, мол, негоже, когда в столь молодом возрасте люди из жизни не своей смертью уходят. Но я вполуха слушал. Подпёрло меня так, что света белого не вижу. Шепнул Ломтю, что отлучусь по надобности, и рванул скорёхонько по тропинке в глубь кладбища.

Так рванул, что до забора добрался. Гляжу, а вдоль забора глубокая траншея выкопана, и экскаватор заглушённый стоит. Но мне сейчас по фиг, что тут строят или прокладывают. Стал за крест покосившийся и своё дело делаю.

Когда слышу, тарахтит что-то. Оборачиваюсь — двое работников кладбища на тележке какой-то мешок к траншее катят. Понимаю, что неудобно на глазах у людей святое место осквернять, но остановиться не могу. В меня сейчас хоть из автомата пали — руки не подниму. Впрочем, и они мне ничего не говорят — видимо, не впервой такое наблюдают. Подвозят мешок к траншее, сбрасывают вниз, а затем, поплевав на ладони, берутся за лопаты и начинают его землёй прибрасывать.

Заканчиваю я своё дело, свет белый вновь милым становится, тут и интерес появляется: а чего это они тут делают? Подхожу ближе и по хронической небритости признаю мужиков, с которыми вчера о месте захоронения для наших покойничков толковал.

— Привет, — говорю и достаю пачку «кэмэла». — Перекур, мужики.

Кивают они, угощаются. А как закуривают, я их и спрашиваю:

— А что это вы делаете?

— А дело своё, — отвечают. — Хороним. Царство ему небесное… — крестятся.

Глаза мои на лоб лезут.

— Это что — так?! — меня передёргивает. Ни хрена себе, что собаку под забором закапывают.

— Ага, так, — отвечает тот, что ростом поменьше, но со щетиной на лице побольше. — Мэрия постановила. Всех пенсионеров так.

— Не скажи, — возражает другой. — Намедни бабку хоронили, так она и на могилу, и на гроб наскребла.

— Не, — возражает первый, — то не она наскребла, а премьер наш, упокой его душу, вклады советские ей по возрасту индексировал. Ей же аккурат девяносто пять стукнуло. Так она на радостях и преставилась. А этому не повезло. Не дожил до счастья с миром покоиться. Девяносто два всего протянул.

— Н-да, — мычу я, — не буду тогда мешать.

Киваю и иду своей дорогой. А по пути думаю: ежели деду девяносто два, то, наверное, и революцию делал. Только на фига? Хреново они в совке жили, если и на похороны не скопили. Я так жить не хочу. Мне наш родной дерьмократический рай милее.

Пока я туда-сюда бегал, наших уже и закопали. Всё чин по чину: холмики на могилках — что на картинке. Любо-дорого посмотреть.

Поехали мы на поминки. Ну, я, понятно, в ресторане долго не задержался. Рюмку для приличия опростал и тихонько в соседний бар слинял. Снял тёлку молодую, «в нумера» поехал — расслабиться, так понимаю, надо? Переживёт мой Пупсик сутки без меня. Продуктов — утром ему показал — полный холодильник, а ночью, надеюсь, спать он будет спокойно. Не пришлось ему сегодня на меня расходоваться.

5

Утром я, естественно, был как штык на даче у Хозяина. Негоже, как понимаю, с первого дня на работу опаздывать. А здесь уже ко мне отношение иное. «Секьюрити» на входе улыбаются да раскланиваются, и докладывать им, кто я таков, не требуется. Такие предупредительные все стали, разве что под белы ручки не провожают. Что значит — в люди выбиться!

В общем, вошёл я на территорию вальяжно так это, а дальше что делать — не знаю. Соваться без приглашения к Бонзе вот так вот сразу как-то не по себе — чёрт его знает, с какой ноги он сегодня встал. Позавчера вроде приветил, а сегодня может и того… Пожалел тут я, что с утра домой не заскочил да с Пупсиком не посоветовался, но что теперь поделаешь? Придётся на авось надеяться, деваться-то некуда. Хорошо бы Сашка найти — амбала того, которому Хозяин приказал меня в курс дел ввести, — но его искать, значит, опять в дом Бонзы соваться.

Решил: нужен буду — позовут, телефон при мне. И пошёл гулять по территории. Оглядеться-то надо, а то три раза всего здесь был и где что находится толком не знаю. Когда Харя нас здесь собирал, «секьюрити» меня только по строгому маршруту, как в тюряге под конвоем, водили — к гостевому домику и обратно.

Почапал я, значит, по тропинке между ёлочками, берёзками да сосёнками и вышел прямо к корту теннисному, да такому, что и Уимблдон позавидует. Видел я по телику этот самый Уимблдон затраханный: трава местами вытоптана, проплешины везде, что на моём диване после пожара, а здесь — дёрн идеальный, и, мало того, весь корт стеклянной коробкой накрыт, чтоб, значит, и зимой играть можно было. Тепло там, видно, поскольку девка с парнем на корте чуть ли ни нагишом в теннис играют. Парень в трусах спортивных, а деваха в новомодном купальнике — спереди три клаптика минимальных, самые интимные места прикрывают, а сзади две тесёмочки только, одна на шее, а другой и не видно почти — так между ягодиц впилась, будто её и нет вовсе. Парень поджарый такой, с фигурой спортивной, и вроде ничего играет, но с ленцой как-то, всё больше девахе мячи набрасывает. Тренер, как понимаю. А она дородная, при телесах кустодиевских, пыхтит, мечется по корту, ракеткой, что веслом, машет и при каждом ударе хекает так, будто сексом занимается. Но между ударами на парня покрикивает, что, мол, то ей сильно, то неточно.

Остановился я тут и смотреть начал представление, как у девицы ягодицы да груди дрыгаются. Нет, такие тёлки не в моём вкусе, но всё равно азарт разбирает: так и хочется увидеть, как из тесного купальника сиськи её наконец на волю выпрыгнут.

Парень меня заметил и, похоже, мой азарт понял. Стал он мячи девахе покруче да повыше давать. Естественно, она засуетилась, пошустрее забегала-запрыгала, на покрикивание её уже хватать не стало, зато хекать начала со всхлипом, как в экстазе, будто у неё вот-вот оргазм наступит. Ну, а груди и ягодицы заметались так, что и в крутом порнофильме не увидишь.

Но досмотреть до финала мне не довелось. Положил мне кто-то руку на плечо, я и обернулся. Гляжу, стоит передо мной Сашок и ехидно на меня с прищуром смотрит.