Алексей Калугин - Деграданс
– Выходы не отмечены.
– Сигналы снаружи?
– Я бы сразу доложил о таких попытках.
Арутюнян замолчал, но все же не выдержал:
– Товарищ капитан, кому понадобился какой-то дохлый подвал с трупами?
Петунин не ответил. Бойцы уже подобрались к узким, похожим на бойницы, окнам галереи. Из-за каменных парапетов заметить бойцов изнутри было невозможно. В том месте, где белила слегка осыпались, к стеклу незаметно прилипла крошечная видеокамера с тянущимся от нее световодом. Теперь Арутюнян развернул экраны так, чтобы Петунин видел происходящее в галерее. Изображение, правда, не отличалось внятностью, к тому же вдоль кадра тянулась размытая полоса, – видимо, перекладина решетки, – но все же в обзор сразу попали несколько человек, сидящих прямо на полу под мраморным бортиком бассейна.
– Дай схему экспозиции.
Арутюнян снял листок с принтера.
– «Художественная инсталляция МИР и ЛЮБОВЬ», – Петунин сплюнул. – Скучно. Разучились называть вещи своими именами.
– Да как сказать… И мир, и любовь… Вы, товарищ капитан, присмотритесь к бассейну… – Арутюнян длинным пальцем провел по экрану ноутбука. – Темный… Залит чем-то темным… Будто кровью…
Он вдруг напрягся.
– Ну? Что у тебя?
– Выход в Сеть…
– Кто-то из заложников?
– Не похоже… Капитан, это где-то рядом…
Петунин подал знак бойцам. Синяя, недавно покрашенная телефонная будка торчала шагах в пяти от джипа. Когда дверь будки распахнули, увидели колдующего над персональным элнотом человека. Он сидел на корточках, торопился, вспотел от напряжения. Выругался, увидев, что его нашли. На потной футболке алел фирменный лейбак «LTV».
– Ты кто, сволочь?
– Не трогайте меня! – заорал молодой человек.
– Быстро колись, ты кто?
– Репортер без границ!
Петунин злобно махнул рукой:
– Выбросьте его отсюда!
14
ШИВЦОВ
11.47. Пятница
Виски ломило.
Испарина на лбу. Дрожь в пальцах.
Закрыть глаза, прижаться лбом к холодному стволу.
Мумии… Мигающий свет люминесцентных ламп… Отливающий черной кровью бассейн… Рваные джинсы, вельветовые джинсы, шорты… Рубашки, кофточки, юбки… Оголенные животы, прячущиеся глаза… Что я тут делаю? Провалы в памяти… Но кто-то должен ответить, это точно… Распущенные кишки… И опять нежные полоски обнаженных женских животов… Зачем тут эти люди? Пришли любоваться трупами?… Не явись вы сюда, я бродил бы по улицам… Прижать ствол к виску, пусть балдеют… Не дождутся… Кто-то должен ответить… Кто-то обязательно ответит за все…
Вдруг вспомнилось, как пьяный Калинин приволок к нему доморощенного буддиста. Года три назад. Не меньше. Оранжевый балахон, ровный голос. В руках мри-данг – барабан, похожий на оранжевую дыню. «Мы говорим – мой дом, моя собака, моя жена, мои деньги. Мы говорим – наша земля, наш дом, наше дело, наша машина. Мы говорим – наше Солнце, наша Луна, наш мир, наша жизнь. А они не наши. Они нам не принадлежат. У нас ничего нет. Голыми приходим в мир, голыми уходим. Даже не знаем, зачем живем, для чего живем? Знали бы, жили иначе…»
– Витя…
Шивцов поднял голову.
Боль мутно билась в висках.
Шепот осторожный, опасливый:
– Как ты себя чувствуешь?
– Не боись, в норме.
– Чего мне бояться? – шепот с оглядкой.
– А вдруг запишут в сообщники?
– А мы с тобой и есть сообщники, – непонятно ответил Калинин, левой рукой нежно приобнимая Ксюшу. Будто боялся ее потерять. Как бы и утешал девку, и одновременно как бы показывал всем, что не боится террориста, даже пытается заговорить с ним. Благо, никто его шепота расслышать не мог. Клевая отмазка, даже для «Антитеррора».
– Хлебнешь? – протянул плоскую фляжку. – Мартель. Ты знаешь, я дешевку не люблю.
Шивцов хлебнул.
– Вот уж не думал встретить…
– Да ладно. Все только к лучшему.
– Всегда?
– У меня – всегда.
– А у них? – кивнул Шивцов на заложников.
– Теперь поздно жалеть, Витя, – уже увереннее зашептал Калинин. – Захват галереи… Я о таком не слыхал… Это раскрутить надо…
– Считаешь меня шизом?
– Гением, – возразил Калинин.
Шивцов хмуро перевел на него взгляд.
Ксюша ему всегда не нравилась. Похотлива на вид, не жалко.
Вот Андрея Ведакова жалко – хорошим парням везет на дерьмо. Или сами такое ищут? По запаху? Девка точно трахалась всю ночь, такой у нее вид, сил никаких нет, а Калинин несет…
– О чем это ты?
– О славе, Виктор.
– О какой еще славе?
– Ну, экраны. Страницы газет. Обложки журналов.
– И сколько человек надо положить, чтобы попасть на самые известные экраны и обложки?
Шицов медленно повел головой.
Ксюша попятилась, прикрылась рукой. Мутные больные глаза Шивцова ее пугали.
– Я в Чечне, знаешь, сколько навалял трупов, только ни одна обложка, ни один экран не откликнулись.
– Здесь не Чечня.
– Хочешь большого шума?
– А ты сможешь?
Калинин зря это спросил.
Грохнул выстрел. Ксюша взвизгнула.
Калинин охнул и присел, тяжело навалился на мраморный бортик бассейна.
– За шиза меня держишь? – мутные глаза Шивцова наливались кровью. – Шума большого хочешь? Славу ищешь?
– Витя!
Белое, почти алебастровое лицо.
– Саша! – визжала Ксюша. – Уйдем, уйдем отсюда! – и все пыталась поднять, потащить Калинина за руку.
– Заткнись!
Ксюша заткнулась.
– Обмотай рану, – Шивцов бросил Калинину бинт. – Кость не задета?
– Кажется, нет…
– Вечно тебе везет.
– Ты же не хотел попасть?
– Не знаю…
– Ладно, молчу, молчу!
Калинин, морщась, обматывал бинтом ногу.
Рана действительно оказалась плевой – пуля скользнула и ушла в пол.
– Ты не торопись, Витя. Дырка в ноге – это чепуха, я не в обиде, в моем положении каждое лыко в строку, сам знаешь. Ты вот о чем подумай… – Калинин шептал негромко, слегка наклоняясь к Шивцову. Заложники его не слышали. Непонятное, запутанное эхо, как шелест, бродило по залу среди позеленевших мумий. Со стороны все выглядело безумно просто. Разъяренный террорист выстрелил, но одумался… Раненый заложник бинтует простреленную ногу… – Витя! – шептал Калинин. – Я знаю. У тебя контузия. Головные боли. Ты крепись. Я ведь знаю. Тебя в Назрани грохнуло. Я и это знаю. «Норфолк-12». Да? Своя авиация зацепила.
Шивцов угрюмо усмехнулся.
В общем, Сашка профессионал.
Падла, конечно, но профессионал.
Не боится, не дрожит. Страх ведь не перетянешь бинтом, не протрешь спиртом. «Норфолк-12», кроме взрывной, дает еще инфразвуковую волну. Он и это знает? Откуда он все это знает? Такая волна напрочь сносит крыши бойцам. Саша много чего знает, чего ему бы не полагалось знать. А знает он, что выжившие после такого удара обязаны давать подписку о неразглашении.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});